«Наши месторождения богаты, но при этом никому не нужны»

— Вадим Вениаминович, на Чукотке добывается больше золота, чем в Магаданской области или Якутии. При этом по объемам и темпам геологического изучения и промышленного освоения ЧАО отстает и от Магаданской области, и от Якутии. В чем причина?

— Я бы сказал, тут целый комплекс причин, вытекающих одна из другой. И вот вам первый проблемный момент — исключительно слабо развитая транспортная инфраструктура. Бездорожье — это, конечно, общероссийская беда, но на Чукотке дело с дорогами обстоит гораздо хуже, чем в Якутии, в Магаданской области и тем более в Хабаровском крае. Грубо говоря, ни один инвестор не станет вкладывать средства в те участки недр, до которых добраться практически невозможно. Для этого требуются очень большие финансовые вливания. А любой инвестор, как вы сами понимаете, свои потенциальные затраты считать умеет. Вот и получается, что многие объекты на Чукотке остаются невостребованными.

Второй момент — при такой ситуации наши месторождения по сравнению с природными запасниками в других регионах конкуренции не выдерживают. К примеру, в той же Якутии и Магаданской области находят инвесторов объекты с промышленным содержанием 1,5–2 грамма золота на тонну. А уж 3 грамма на тонну — это вообще отличный показатель. Мы же находимся в принципиально ином отраслевом положении. Наш минимальный порог рентабельности — 15 граммов на тонну, то есть речь идет об уникальных объектах, которые могут оказаться востребованными.

— Получается, что для обеспечения рентабельности вы должны находить и оценивать крупные объекты с более чем серьезным содержанием золота или с легко извлекаемым золотом?

— Совершенно верно. Примером может быть проявление Кварцевое. Хотя тут возникает вопрос из разряда: а как считать? Ведь можно точно сказать, что месторождение с запасами в 20 тонн золота, при среднем содержании 6 граммов на тонну, на новом месте и при абсолютном бездорожье осваивать никто не станет. По крайней мере, пока. Если же говорить о большем содержании (15 граммов на тонну золота), но при меньших запасах, в 1,5 тонны золота, то этот участок также никому не интересен.

Если же вернуться к вашему вопросу о поиске и оценке крупных, уникальных объектов, опять же возникает проблема — а кто будет финансировать эти работы, государство или инвестор?     Государственные программы не безграничны, и вписаться в них довольно сложно, тем более если мы говорим о такой довольно рискованной сфере, как поисковая деятельность в геологии. Из 10 найденных объектов может, что называется, «выстрелить» лишь один. Да, потом этот объект окупит все затраты, но это случится лишь через продолжительное время. А у нас привыкли работать с «короткими» деньгами, приносящими быструю прибыль. Ведь даже наше Федеральное агентство по недропользованию отчитывается за прирост ресурсов ежеквартально, а уж ежегодно обязательно. Где тут думать о будущем отдельных территорий? 

   Увы, работа на долгосрочную перспективу не является в наше время государственной задачей. То же самое относится и к позиции инвесторов, которым также нужна реальная и, по возможности, быстрая отдача. 

    Еще больший парадокс был в работе территориальных органов по недропользованию. Видимо, принцип тут применялся простой — чем меньше объектов, финансируемых из федерального бюджета, и чем меньше лицензий на недропользование, тем чиновникам проще работать. Мотивация государственных служащих не зависела от конкретной лицензионной деятельности, а на чин, оклад и штатную численность влияло только наименование территории: край — две шитых звезды на погонах, округ — одна. 

Грех обижаться на наших «чиновников от геологии» на территориях, они люди не равнодушные, чем могли — помогали, но нельзя же строить работу только по типично чиновничьим схемам. Люди просто боялись принимать решения, особенно с учетом постоянных проверок из вышестоящих структур. Теперь ситуация вроде бы меняется, территориальные органы ликвидировали, и фактически мы будем работать напрямую с Дальневосточным департаментом. Там работают уважаемые геологи, но они же не вечные, так что все может вернуться на круги своя. 

    Вот и получается, что вопросы долгосрочной перспективы развития территорий больше заботят территориальные предприятия типа «Георегиона», чем Роснедра с его отраслевыми институтами. 

— И что делать?

— А ответ на этот вопрос также зависит от вопроса — планирует ли наше государство осваивать месторождения Чукотки, а соответственно и саму Чукотку, в самом долгосрочном формате? С прицелом хотя бы на 20, 50, 100 лет? Если да, то необходимо, во-первых, уже сейчас начинать масштабное дорожное строительство в нашем регионе, а во-вторых, вкладывать серьезные государственные средства в геологоразведочную деятельность, в том числе и в поисковую. Это позволит нам, с одной стороны, повысить инвестиционный интерес к нашим объектам, а с другой — в разы увеличить минерально-сырьевую базу России на ее восточных окраинах.

По сути, есть все возможности вывести Чукотку на второе, а может быть, и на первое место в стране по золотодобыче. И это не какие-то мечты, а вполне реальные перспективы, подтвержденные, в том числе, и результатами нашей работы.

— Но ведь даже сейчас на Чукотке уже успешно осваиваются крупнейшие месторождения полезных ископаемых. Значит, поисковая деятельность уже приносит свои плоды. Это так?

— Если вы имеете в виду такие месторождения, как Купол, Клен и Кекура, то они были открыты еще при советской власти, хоть и на самом закате перестройки. А разведку вели уже инвесторы. А на месторождениях Каральвеем и Майское работы были завершены в восьмидесятых годах прошлого века. Но тогда, во времена СССР, власти не жалели денег на перспективную геологоразведку. Хотя Чукотка за счет удаленности и тогда отставала. По степени изученности ЧАО явно уступает остальным дальневосточным и сибирским территориям России. 

— Но ведь это не только проблема Чукотки? В других регионах ваши коллеги тоже говорят, что работают главным образом с наследием советской промышленной политики. 

— Да, но у нас общеотраслевые проблемы, повторюсь, усугубляются местной спецификой — бездорожьем и отраслевой неконкурентоспособностью. Например, у нас есть объект Сквозной, который «лежит без движения» вот уже много лет. Хотя содержание легкоизвлекаемого золота там весьма неплохое — около 3 граммов на тонну на массу даек. А сколько там таких даек, никто и не считал. Да и конкретные рудные тела никто и не пробовал изучать. Но при сегодняшней ситуации об освоении этого месторождения можно только мечтать. 

— Вопрос только в транспортной изоляции и низкой конкурентоспособности?

— Все проблемы взаимосвязаны. Например, медно-порфировое месторождение Песчанка при выходе на проектную мощность должно будет ежегодно вывозить на медеплавильные комбинаты от 400 тысяч до миллиона тонн концентрата. Но как это делать при нашем бездорожье? Вопрос остается открытым. Но эта Песчанка и есть обоснование государственных инвестиций в инфраструктуру Чукотки. Месторождение отработают не сразу, лет через 30–50, но дороги и ЛЭП нашим внукам останутся.

   Теперь о сложностях в геологоразведке. Возьмем в качестве примера западную Чукотку. По сути, эти территории являются «белым пятном» на геологической карте региона. Даже во времена расцвета геологии это была наименее изученная территория по причине своей удаленности, хотя только в экспедициях вертолеты летали к полевикам ежедневно и практически без выходных, а таких экспедиций на Чукотке было шесть… Теперь геологи летают максимум пару раз в сезон. Рейс вертолета обходится в миллион. Ну и как заниматься серьезным изучением недр в таких условиях? Так что всё у нас в той или иной степени упирается в инфраструктурные проблемы. 

— Но этот вопрос хоть как-то решается?

— Насколько известно, сейчас закончено проектирование и обоснование строительства автомобильной дороги, которая должна будет соединить Чукотку с Магаданской областью. Это, кстати, может стать первым шагом в решении транспортных проблем. Будут развиваться транспортные сообщения — получит дополнительный импульс и геологическая деятельность, а также промышленные предприятия из разных сегментов рынка. 

— Но ваше предприятие без работы не сидит. Более того, ваши коллеги отмечают — коллектив ОАО «Георегион» обладает уникальным и многолетним опытом в решении профильных задач. Причем речь идет не только о геологоразведке, геохимии и геофизике, но и о сопутствующих направлениях, в частности о геологической картографии. Например, ваши специалисты составили сводную карту полезных ископаемых Чукотского автономного округа. То есть, несмотря на все проблемы, ваша работа на Чукотке всё-таки востребована? 

— Конечно, востребована. Наше предприятие действительно в течение многих лет ведет деятельность на территории Чукотки. В 2012 году у нас произошла реорганизация, но это чистой воды юридический и организационный вопрос, наша профильная направленность осталась неизменной. И могу отметить, что за долгие годы мы участвовали в реализации многих проектов. В частности, выполняли геохимические работы (по потокам рассеяния) в юго-восточной части ЧАО. В итоге здесь была проведена переоценка прогнозных ресурсов золота Нутекинского рудного узла и рудопроявления Сквозное. А при проведении ГДП-200 в пределах Верхне-Канчаланской площади мы выполнили оценку прогнозных ресурсов золота Канчалано-Амгуэмской рудной зоны, точнее, рудных полей Горное, Жильное, Осеннее. Сейчас эти объекты находятся в распределенном фонде недр. Также могу сказать, что при производстве поисково-оценочных работ в пределах Кварцевого рудного поля наши специалисты оценили прогнозные ресурсы золота. Плюс ко всему в пределах Моренной перспективной площади были выявлены и поставлены на учет прогнозные ресурсы меди медно-порфирового проявления Базовое. И это далеко не полны перечень объектов, на которых работали наши сотрудники.

— Получается, что вы работаете не только на «золотых объектах»?

— В сферу наших интересов входят все имеющиеся на Чукотке полезные ископаемые. В рамках государственных заказов и договоров с инвесторами, разумеется. Например, мы оценивали, насколько Чукотский автономный округ обеспечен подземными водами. В частности, наши сотрудники изучили возможности использования термальных и минеральных источников восточной Чукотки. Мы разведали, подсчитали запасы и передали в эксплуатацию месторождения подземных пресных вод для водоснабжения поселков Проведение, Угольные Копи, а также международного аэропорта Анадырь. Но помимо этого мы еще и оценили запасы подземных пресных вод для самого города Анадыря. 

 — Вы сказали о взаимодействии с частными инвесторами. Скажите, на каких месторождениях вы работали в этой связи?

— По заказам инвесторов мы разрабатывали и утверждали в государственной экспертизе проектно-сметную документацию на проведение поисково-оценочных работ на Баимской площади (медно-порфировое месторождение Песчанка), на Водораздельной и Верхне-Кричальской площадях (фланги золотосеребряных месторождений Двойное и Клен), Кайэнмываамской площади (золотосеребряные проявления Арыкэваам и Телевеем), на Канчалано-Амгуэмской площади (рудопроявления Шах, Жильный, Осенний). И это, опять же, не полный перечень того, что мы сделали. 

— А сколько человек работает в ОАО «Георегион»? 

— На постоянной основе около 80 человек. И еще примерно столько же работников мы привлекаем по сезонным схемам. И могу сказать, главная наша ценность — это не «железо в недрах», а наши геологи. Причем основную работу у нас выполняют молодые специалисты под руководством опытных наставников. Так что люди у нас есть. Вот только в этом году численность «сезонников» будет значительно ниже. 

— Почему?

— Нет серьезных объемов. Получается, что на текущий сезон у нас есть четыре полевых объекта — на двух из них будут вестись геологосъемочные работы (ГДП) и еще на двух — поисковые. А это небольшие объемы геохимии, геофизики, полтора километра полотна канав и всего 750 метров бурения. 

Мы предлагаем новые объекты для постановки работ. На 2015 год подготовили три объекта для изучения за федеральные средства, но тут вступает в силу тот самый фактор — цена геологического изучения. При этом требования к ожидаемому результату у нас в три — пять раз выше, чем в той же Якутии или Магаданской области. 

— Получается, в нашем разговоре мы с вами вернулись к тому, с чего, собственно, и начали?

— А проблемы-то никуда не уходят. Нам приходится прикладывать массу усилий для привлечения средств на ГРР за счет государственного бюджета или инвесторов. И имейте в виду, я говорил о более или менее изученных объектах. Таких у нас относительно немного. И по-настоящему масштабная работа геологов на Чукотке — это вопрос перспективы. 

— Это правда, что сейчас вы работаете на весьма интересном объекте, с большими объемами золота?

— Если вы имеете в виду месторождение «Каменный Пик», то да, это интересный объект, сопоставимый по своим особенностям с месторождением Форт Нокс в США (штат Аляска). Хотя он и непростой, одно название чего стоит, да и ранее там серьезно никто не работал. Проще говоря, ни одной канавы никто не прокопал. Так что всё будем делать с ноля. И тогда увидим, насколько богат этот объект. 

— Но на богатый объект инвесторы всё равно найдутся, не так ли? Несмотря на все проблемы?

— На уникальный — да, найдутся. Ведь и государственные руководители, и инвесторы всё также мечтают получить второй Купол или второй Майский. А золоторудное месторождение Форт Нокс на Аляске отрабатывает компания «Кинросс», Купол и Двойное на Чукотке отрабатывает она же. 

— В последние годы руководители геологических и добывающих компаний всё чаще говорят о нашем несовершенном законодательстве. У вас в этой связи проблемы возникают?

— А как же? Ну вот давайте опять-таки не будем далеко ходить и возьмем в качестве примера федеральные нормативные акты, касающиеся лесов — принятое в прошлом году распоряжение правительства РФ от 27 мая 2013 года № 849-р.

   Если внимательно прочитать этот документ, то возникает вопрос к их авторам: а работать-то как? У нас на Чукотке больше половины территории относится как раз к категории «защитных лесов», даже те территории, где дров не найдешь, чтобы чай в котелке сварить. А в «защитных лесах» можно только нефть и газ добывать, всё остальное запрещено. При этом свою отраслевую деятельность мы ведем главным образом именно в лесах. Ну и как тут быть? По сути, если строго следовать букве закона, то мы вообще должны закрыть предприятие, поскольку работать нам просто негде. Везде — особо охраняемые территории. То заповедник, то заказник, то национальный парк, реки вообще все рыбные и нерестовые, а теперь еще защитные леса. И таких вот противоречий в нашем законодательстве хватает. 

— Полпред президента РФ в Дальневосточном федеральном округе Юрий ТРУТНЕВ, как известно, в свое время возглавлял Министерство природных ресурсов РФ. Есть ли у вас надежда, что благодаря своему отраслевому опыту он попытается изменить ситуацию в отрасли в лучшую сторону?

— А надежда всегда есть. В том числе и на полпреда, который, действительно, хорошо знает проблемы отрасли. Поэтому сейчас мы рассчитываем включить ряд своих проектов в комплексную программу развития Дальнего Востока. Это стало бы хорошим подспорьем не только для нас, но и для всей отрасли. Плюс ко всему мы находим понимание у губернатора ЧАО Романа КОПИНА. Он прекрасно осознает, что без серьезной геологоразведочной деятельности не обойтись. Вот поэтому на уровне региональной власти мы получаем довольно серьезную поддержку. Но для системного и качественного изменения ситуации в целом необходима государственная воля руководителей России. В этом случае, Дальний Восток станет настоящим Клондайком не только для нас, но и для будущих поколений россиян. Все возможности для этого у территории есть. Не хватает лишь государственной поддержки в сфере серьезного транспортного строительства и масштабного финансирования геологоразведочной деятельности. 

Беседовал Александр МАТВЕЕВ