«У чиновников не должно остаться даже малейших возможностей для лоббизма»

Ситуация настораживает

— Евгений Валерьевич, о проблемах в угольной отрасли Дальнего Востока наша газета писала не раз. И в последнее время практически все ваши коллеги — руководители добывающих компаний, говорят о падении цен на энергетические угли. Вы с этим сталкиваетесь?

— Конечно, сталкиваемся. Тем более что весь добываемый нами уголь относится к разряду энергетических. И цена на него только за последний год снизилась примерно на 30 процентов. Впрочем, дело-то не только в энергетических углях. Цены падают на все марки углей, причем в некоторых случаях речь идет о двукратном ценовом падении. Так что ситуация не из приятных для всех участников рынка. И для нас — в том числе. 

— Эта проблема настораживает ваших акционеров?

— В определенной степени да, настораживает. Но видите ли в чем дело. Ценовые колебания — это обычная для рынка ситуация. Так происходит во всех отраслях, связанных с добычей сырья. Сегодня конъюнктура одна, завтра — другая, послезавтра — вообще не похожая на две предыдущие. Это нормальный процесс. И наших акционеров, а они же являются и нашими инвесторами, гораздо более волнуют две другие проблемы — непрозрачность российского законодательства и низкие запасы угля, имеющиеся в распоряжении компании. 

Без прироста

— С чего начнем?

— А эти проблемы друг с другом прочно связаны. Но давайте начнем, все-таки, с наших объемов. В свое время компания «Углегорскуголь» приобрела две лицензии на участке «Центральный» Солнцевского буроугольного месторождения. И речь шла об участках, которые обладали примерно одинаковыми запасами. В общей сложности в недрах на тот момент находилось порядка 9 миллионов тонн угля. Но теперь, после интенсивной отработки, эти запасы снизились почти в два раза. Грубо говоря, у нас в настоящее время есть лишь около 5 миллионов тонн угля. Для серьезной отраслевой компании это, конечно, не объем. 

— Но ведь любая добывающая компания постоянно занимается приростом запасов. Разве нет?

— Разумеется, да. И для нашей компании это задача номер один, но с одной поправкой — если государство позволяет эти запасы приращивать. 

Произвольные решения

— В каком смысле?

— А в самом прямом. Не секрет, что наш ФЗ «О недрах» дает чиновникам слишком много возможностей для произвольного принятия решений. По принципу: захотят сотрудники Роснедр допустить компанию к участию в аукционе — допустят, не захотят — не допустят. Со стандартной, причем расплывчатой формулировкой. 

— А какой именно?

— А вариант, как правило, один: «Признать заявочную документацию несоответствующей требованиям аукционов и отказать в участии в аукционе». 

— Но ведь это же кошмар! Что значит несоответствие? О каких требованиях идет речь? Где тут вообще расшифровка? Ведь если кто-то что-то и где-то нарушил, то государство (а Роснедра — это государственная структура) обязано разъяснить, что именно было нарушено?

— Это вы так считаете. А у чиновников своя логика. И мы с этой, с позволения сказать, логикой сталкиваемся постоянно. Я вам больше скажу. У нас на Сахалине есть крупные месторождения углей, которые мы могли бы давно осваивать. Речь идет, например, об участке недр «Южный 2», на который мы и претендовали на вполне законных основаниях. Мы тщательно, буквально под лупой выверили все необходимые данные и включили их в свою заявочную документацию. И делали это по шаблону. По тому самому шаблону, по которому уже выигрывали аукционы. Понимаете? Там всё было выверено досконально. Но при этом нас к участию в распределении лицензий не допустили. Дескать, неправильно оформлены заявочные документы. Да как же неправильно? Мы ведь точно по таким же документам стали обладателями предыдущих лицензий. Однако нет, это для чиновников не объяснение. У них, повторюсь еще раз, своя логика. В итоге обладателем лицензии стала другая компания, заплатив за нее номинальную цену.

Я не прокурор

— Логика, завязанная на коррупционный интерес?

— Я не прокурор, чтобы говорить об этом так открыто. Но, согласитесь, повод для сомнений у меня есть. Когда компанию вот уже четырежды за короткое время не допускают к участию в аукционах и конкурсах, тут можно делать определенные выводы. И дело даже не в конкретных чиновниках. На мой взгляд, сам механизм проводимых аукционов и конкурсов в нашей стране просто идеально «заточен» под коррупцию.    По идее, всё должно быть просто и прозрачно, как это делается во всем цивилизованном мире. Вот мы добываем уголь. У нас есть все необходимые для этой деятельности документы. По какому праву сотрудники Роснедр могут не допустить нас до участия в аукционе? Ведь чем больше будет участников, тем большую сумму выложит победитель за лицензию. И тем большую пользу получит бюджет. Это же элементарные вещи. И мне совершенно непонятно, почему наше государство создает препоны для игроков рынка. Или взять в качестве примера ФЗ «О недрах». Этот нормативный акт плох даже не потому, что в нем чего-то не хватает. Дело в другом. Хороший закон — это понятный всем механизм, который предельно прозрачно обозначает правила. Вот именно ПРАВИЛА. В таком случае чиновник, даже если он и хочет пролоббировать чьи-то интересы, просто не сможет это сделать. У него не будет такой возможности, поскольку закон не оставляет никаких лазеек и не имеет двойного, а то и тройного толкования. Но у нас всё отдано на откуп конкретным должностным лицам. Отсюда и проблемы. 

— Это относится и к сотрудникам Сахалиннедр?

— Как раз нет, Сахалиннедра стараются допускать до аукционов всех, кто имеет на это право. Тут вопросов нет. Но наши нормативные акты сверстаны таким образом, что все ключевые решения в сфере недропользования, касающиеся участков недр, интересных для добывающих компаний, принимаются в Москве, а именно в Роснедрах. И этим всё сказано. 

— Еще одна проблема — длительные сроки подготовки аукционов. Вы с этим также сталкиваетесь?

— Да, это действительно серьезная проблема. Между подачей заявки и аукционом проходит довольно большой срок. Некоторые не объявляются вовсе, как, например, заявленный нами в прошлом году участок недр «Центральный 1». Данный участок был утвержден перечнем Роснедр на второй квартал 2013 года, но так и не был объявлен. И это явно не идет на пользу рынку. 

— Насколько критично для вас складывается ситуация с уменьшением запасов?

— Я уже говорил, что наши сегодняшние запасы оцениваются в пять миллионов тонн. Для крупной компании, повторюсь, это очень мало. Правда, у нас есть еще лицензия на Соболевский участок, где мы сейчас ведем геологоразведку и ожидаем утвердить запасы в пределах 2–3 миллионов тонн угля. Но это довольно проблемное месторождение, со сложной геологией и извлекаемостью угля. На Сахалине есть месторождения с запасами и в 150 миллионов тонн. Вот это для нас было бы интересно. И не только для нас, но и для населения области. 

Социальный фактор

— А население-то тут при чем?

— А я вам объясню. По сути, «Углегорскуголь» — это градообразующее предприятие для города Углегорска. Если говорить конкретно, то в Углегорске проживает порядка 12 тысяч человек. Из которых свыше полутысячи — это работники нашего предприятия. Теперь прибавьте к этому числу членов семей наших специалистов и тех, кто так или иначе задействован в сфере обслуживания нашей компании. И получается, что не менее 20 процентов углегорцев так или иначе связаны с нашим холдингом. Именно от нашей работы тут зависят и зарплаты, и, не в последнюю очередь, социальные проекты. Вот я вам вновь конкретный пример приведу. Всем известно, насколько серьезной проблемой для Дальнего Востока является транспортная инфраструктура. У нас в принципе очень мало дорог. И Сахалин в этом отношении, конечно же, не исключение. Но! Дорог у нас не просто мало, они еще и откровенно плохие. По нашим трассам возить крупногабаритные грузы крайне сложно. Они просто не выдерживают, эти самые автотрассы. В итоге — вечно разбитые дороги и вечный дефицит средств на их ремонт. Не случайно, тот самый «налог на ось» для нашей территории — весьма актуальная проблема. И вот что получилось непосредственно у нас. Компания «Углегорскуголь» за собственные средства построила объездную технологическую автодорогу за пределами жилой зоны Углегорска. Польза вышла двойная. С одной стороны, теперь доставка грузов крупнотоннажными автомобилями в морской терминал будет доставляться без ущерба для транспортной инфраструктуры, с другой — регион получил, за наш счет, абсолютно новую дорогу. 

— И сколько средств вы потратили на строительство?

— Порядка полутора миллионов долларов. Внебюджетных средств, я это хочу подчеркнуть. Компания «Углегорскуголь» однозначно социально ориентирована. Не случайно наше предприятие три раза подряд признавали лучшим налогоплательщиком Сахалинской области. Думаю, это говорит о многом. Мы выполняем все свои обязательства и перед своими работниками, и перед населением территории, и перед государством. Видимо, и государство должно хоть как-то нас поддержать. В этой связи могу совершенно четко констатировать — вопрос о приросте запасов для нас был и остается актуальным. И для нас, и для наших жителей. 

На два года

— На какой период вам хватит ваших сегодняшних запасов?

— При нынешних ценах на уголь конкурентоспособных запасов — максимум на два года. Вы, между прочим, правильно вопрос поставили. Дело в том, что месторождения на Сахалине, в подавляющем большинстве, довольно сложные. Там нужно вести масштабную разведку. А на всё это, с учетом оформления соответствующей документации, как раз и потребуется года два, не меньше. Так что вопрос с приростом запасов, то есть с лицензиями, нам нужно решать уже сейчас. Тем более что от этого напрямую зависит и деятельность углегорского порта, который входит в наш холдинг. 

— Насколько я знаю, вы проводите там масштабную модернизацию. Это так?

— Не то слово. Изначально порт не был предназначен для перевалки угля. Теперь же наш терминал будет полностью «заточен» именно под уголь. Можете представить, чего это стоит нашим инвесторам. Проводится полная техническая и технологическая модернизация. Было закуплено самое современное оборудование нового поколения. Тут я опять же не могу обойтись без конкретики. В 2010 году объем перевалки грузов в порту Углегорска составлял 250 тысяч тонн. И буквально за три года мы увеличили этот показатель в четыре раза. 

Солидные объёмы

— То есть теперь вы переваливаете порядка миллионна тонн?

— Совершенно верно. 

— Солидные объемы.

Евгений МЕЙЕР:
- ФЗ «О недрах» дает чиновникам слишком много возможностей для произвольного принятия решений. По принципу, захотят сотрудники Роснедр допустить компанию к участию в аукционе — допустят, не захотят — не допустят. Со стандартной, причем расплывчатой формулировкой.  У нас на Сахалине есть крупные месторождения углей, которые мы могли бы давно осваивать. Речь идет, например, об участке недр «Южный 2», на который мы и претендовали на вполне законных основаниях. Мы тщательно, буквально под лупой выверили все необходимые данные и включили их в свою заявочную документацию. И делали это по шаблону. Но при этом нас к участию в распределении лицензий не допустили. Дескать, неправильно оформлены заявочные документы. Однако нет, это для чиновников не объяснение. У них, повторюсь еще раз, своя логика. В итоге обладателем лицензии стала другая компания, заплатив за нее номинальную цену.

— А оно того стоит. Логистика у нас и правда очень хорошая. Но тут опять же возникает проблема, связанная с приростом запасов. Начну с того, что себестоимость сахалинского угля довольно высокая. Мы не в последнюю очередь завязаны на рынки стран АТР, поэтому полностью зависим от мирового ценника. И вот тут возникает дилемма. С одной стороны, если вести речь непосредственно о добыче, то у нас самый высокий на Сахалине коэффициент вскрыши. Он составляет 1/10. А любой специалист вам подтвердит — чем выше этот коэффициент, тем выше и себестоимость. Для сравнения, в среднем по России коэффициент вскрыши составляет 1/5. Такая вот сравнительная характеристика. Теперь другой момент — работы в Углегорском порту ведутся сезонным методом. У нас своеобразные природно-климатические условия. В зимний период времени (а он у нас начинается в ноябре, а то и вообще в октябре и заканчивается нередко в мае) лед и штормовая погода — это обычная для нас картина. В итоге погрузочно-разгрузочные работы (а они у нас рейдовые) в порту ведутся в зависимости от погоды и времени года. Ну а любой простой, сами понимаете, это дополнительные затраты и опять-таки увеличение себестоимости продукции. Наконец, третий и самый важный момент. Для эффективного экспортирования угля нужен дешевый фрахт. А чтобы фрахт был дешевым, требуется возить уголь сухогрузами дедвейтом под 100 тысяч тонн. Увы, мы о таких показателях пока можем только мечтать. Хотя мы и наращиваем свои объемы, но до 100 тысяч тонн нам еще очень далеко. Вот вам и еще одна проблема, которая отражается на нашей отраслевой деятельности. И если бы наша добыча была более динамичной, ситуация стала бы меняться в лучшую сторону. Так что мы с вами опять же вышли на проблему прироста запасов. 

Любые задачи

— Вы упомянули техническое перевооружение порта. Но ведь и сама добывающая компания «Углегорскуголь» оснащена по последнему слову техники. Это признает большинство участников сахалинского рынка. Получается, что ваш холдинг может решать профильные задачи любого уровня сложности?

— Без сомнений. По своему техническому, технологическому, инвестиционному, управленческому и кадровому потенциалу мы, действительно, занимаем серьезные позиции. Это — без ложной скромности. Так что мы готовы приращивать запасы фактически в любых объемах. Лишь бы не вставляли палки в колеса. 

Рынок Камчатки

— Евгений Валерьевич, а это правда, что вы пытаетесь выйти на рынки Камчатского края?

— Да, пытаемся, хоть и не без проблем. Почему-то местные чиновники доказывают нам, что их котельные могут работать только на кузбасских углях. Честное слово, странная позиция. Лично я в глаза не видел ни одного ТЭО, где было бы сказано о чем-то подобном. Предполагаю, что таких технологических ограничений вообще не существует в природе. Хотя, с другой стороны, можно лишь позавидовать угольщикам Кузбасса. Их власти делают всё возможное для поддержки собственного производителя. 

— А ФАС не пытался вмешаться в эту историю? Ведь вопрос с кузбасскими углями и правда выглядит подозрительно? 

— Надеюсь, что Федеральная антимонопольная служба свое слово еще скажет. 

— Последний вопрос: среди ваших учредителей две крупные компании — SI-Resources и Samsung. Неужели, обладая столь серьезными лоббистами, вы не можете решить вопрос с лицензиями?

— Да уж, чисто русский вопрос. Мне кажется, что у топ-менеджеров корпорации Samsung не укладывается в голове, что интересы нормально работающего и абсолютно законного бизнеса можно лоббировать на уровне власти. В Южной Корее всё делается в рамках простых и понятных правил. Поэтому наши учредители, они же инвесторы, надеются, что Россия наконец-то пойдет по этому же пути. И мы тоже.

Александр МАТВЕЕВ