«Государство превратило жителей северных территорий в заложников»

Юрий РАДЧЕНКО:

— Вот нам говорят, что весь бизнес в России должен развиваться в равных условиях. И мы с этим согласны. Только о каких равных условиях может идти речь, если мои расходы в разы выше, чем у моего коллеги на западе страны. Именно на колымский бизнес государство переложило свои задачи по выплате работникам северных коэффициентов и надбавок, а также по оплате каждому проезда к месту отдыха и обратно. Не случайно 50 процентов от дохода любого северного предприятия составляет как раз зарплата. А 50 процентов от зарплаты, в свою очередь, «съедают» налоги.

Колыма — край не только удивительно красивый, но и крайне сложный для ведения бизнеса. Особенно промышленного, когда сам рабочий процесс сопровождается серьезными затратами. О том, в каких условиях приходится работать производственникам на Севере, нам рассказал генеральный директор ОАО «Дукатская горногеологическая компания» Юрий РАДЧЕНКО. 

В прежнем формате

— Юрий Иванович, о проблемах, связанных с Роснедрами, наша газета писала не раз. Да и лично вы озвучивали по этому поводу свое мнение. И смысл был такой — бюрократическая машина не дает развиваться ни геологии, ни недропользованию. На ваш взгляд что-то в этом плане меняется?

— А что тут может поменяться, если сам формат работы государственных структур остается прежним — непрозрачным и закостеневшим?

    Но ведь наша компания не однодневка, мы ведем свою историю с Дукатской геологоразведочной экспедиции, созданной еще в 1972 году. На Севере многие специалисты получили свой отраслевой опыт именно в нашей структуре. Да и вообще, ни один чиновник не сможет упрекнуть нас в том, что мы хоть когда-то не выполнили своих обязательств перед заказчиком. Хоть перед государственным, хоть перед частным. Плюс ко всему мы никогда не меняли сферу деятельности и работали в строго определенном отраслевом сегменте. И тем не менее наши заявки в Роснедрах не согласовывали с завидным упорством. О причинах такой избирательности я могу только догадываться. 

— Но ведь теперь руководство Роснедр в  очередной раз сменилось. Можно ли рассчитывать на изменение ситуации в принципе?

— Я уже как-то говорил вашей газете, что дело не в отдельных чиновниках. Дело в системе. До тех пор, пока лицензирование в нашей стране будет сопровождаться всеми этими жуткими бюрократическими процедурами, ни о каком порядке в отрасли даже мечтать не придется. И в этом я твердо убежден. 

В период со 2 по 3 октября на 9-м горнопромышленном форуме  Майнекс на круглом столе впервые за последние 10 лет состоялся диалог с руководством «Роснедра», на котором «Роснедра» озвучило те же проблемы,  о которых мы говорим здесь. Общение вселило надежду на развитие отрасли и также юниорных компаний, пока в пределах трех регионов Дальнего Востока.

Велосипед уже изобретён

— А как должно выглядеть распределение заявок в идеале?

— По сути, не надо изобретать велосипед. Во всех цивилизованных странах распределение лицензий носит не аукционный, а заявочный формат. Соответственно, всё выглядит максимально прозрачно. Что называется, по-честному. Вот давайте посмотрим в глубину коррупционной проблемы. Почему в США или в развитых европейских странах чиновники крайне редко попадаются на взятках? И я так думаю, что коррупция у них вообще минимальна. А причин тут две. Во-первых, сама культура общества не подразумевает обогащения преступным путем. Человек не хочет ради какой-то прибавки к жалованью раз и навсегда похоронить свою репутацию и оставить несмываемое пятно на своих близких. Ну а во-вторых, у тамошних чиновников просто нет возможности что-либо изменить при принятии того или иного решения. Есть ЗАКОН, а чиновники — лишь машина по исполнению этого ЗАКОНА. И даже если какой-то их клерк захочет получить взятку, у него это просто не получится, поскольку ЗАКОН не дает права для двойного толкования. У нас же совсем другая история. Ну, об уровне культуры я вообще не говорю. В России взяточничество всегда было частью чиновничьего бытия. Что же касается закона, то он у нас, известно, как дышло. Возьмем в качестве примера то же лицензирование в Роснедрах. Что мешает конкретному чиновнику завернуть заявку недропользователя? Да ничего. Захочет — завернет безо всяких проблем, со стандартной формулировкой — неправильно заполненные заявочные документы. И у этого чиновника нет никаких ограничителей, понимаете? Никто не сможет проверить, на каком основании он отодвинул от аукциона одну компанию и придвинул сюда другую. И у нас было примерно так же. Подаем заявку на геологоразведочные работы. Предоставляем документы — вот, мол, наша компания располагает такими-то ресурсами и таким-то опытом. А нам этот пакет возвращают и приписывают — дескать, у нас нет сведений, что вы можете проводить ГРР. Полный бред, ведь мы именно геологоразведкой и занимаемся. Не торговлей, не выращиванием овощей, а именно геологоразведкой. Это — наш профиль. Однако для чиновников такая элементарная логика роли не играет. У них свои интересы. 

— Насколько я понимаю, всё происходящее на рынке подрывает работу отраслевых компаний?

— Да если бы речь шла только о нашей работе, было бы полбеды. Беда в другом — все крупные месторождения в России были разведаны еще в советские годы. И в наше время поисковая деятельность ведется крайне низкими темпами. Ничего нового на геокартах не появляется. С этим уже сталкиваются практически все недропользователи. Пройдет еще немного времени, и добывать у нас будет нечего. Вот где настоящая проблема. 

— Как вы уже и говорили, ситуацию может выправить юниорный бизнес?

— Да, так оно и есть. Но для этого распределение лицензий должно носить именно заявочный характер. Причем я не понимаю, чего тут боится наше государство? Ну чего? Допустим, я занимаюсь поисковой деятельностью. У государства на эти цели я не беру ни копейки. Обхожусь либо своими, либо заемными средствами, то есть тоже, по большому счету, своими. И если мне не удалось найти золото или иные полезные ископаемые, то это остается моей головной болью. Это — мои риски. Причем большие, ведь не случайно юниорный бизнес относится к категории высокорисковых, где доля успеха не превышает 5–7 процентов. И чем в таких условиях рискует государство? 

— А если вы всё-таки золото найдете?

— Так опять же, государство от этого выиграет? Да, в соответствии с «правом первой руки» я получу возможность осваивать это месторождение. По принципу: сам нашел — сам работаю. Либо продаю это право другим компаниям. Но ведь это золото не пропадет. Запасы будут защищены, работа будет вестись на территории России, налоги будут платиться также в нашей стране, рабочие места будут создаваться тоже здесь. А есть ведь и еще один существенный момент. Я имею в виду долгосрочные перспективы для инвесторов. Если на рынке сформированы нормальные, прозрачные правила игры, значит, инвестор получает возможность без страха за завтрашний день вкладывать средства даже в высокорисковые проекты. 

Инвестиционный интерес

— А в чем его интерес?

— Да хотя бы во внедрении новых технологий. Это, кстати, уже даже сейчас проявляется. Вот возьмем в качестве примера Стахановское рудное поле (недропользователь — ООО «Магсел»)  в Сусуманском районе Магаданской области. Объем запасов там составляет 7 тонн золота. И много перспектив для прироста запасов. И вот что показательно. Там прослеживается низкое содержание золота (в среднем 1,6 грамма) при легкообогатимых рудах. По-своему уникальный природный запасник, с простым гравитационным методом обогащения. 

— То есть работы уже идут?

— Да, и обогатительная фабрика построена, и работы идут, и новые технологии применяются. Причем повторюсь — на месторождении с низким содержанием золота, что даже в советские годы не представляло интереса для недропользователей, поскольку требовало серьезных инвестиций для их оценки. А сейчас — пожалуйста, инвесторы готовы вкладывать средства даже на свой страх и риск. Так почему наши власти не придадут этому процессу дополнительный импульс? Давайте проговорим еще раз. При заявочном формате получения лицензий, а соответственно при создании условий для юниорного бизнеса, пользу получит и государство, и отрасль, и общество. Во-первых, будут пополняться запасы полезных ископаемых, во-вторых, появится блок для роста и формирования геологов, в-третьих, станут появляться новые игроки рынка, в-четвертых, будут создаваться новые рабочие места, в-пятых, повысится объем налоговых и иных социальных отчислений, в-шестых, будут востребованы отраслевые специалисты, и наконец, в-седьмых, будут применяться новые технологии. В чем тут минус для государства? А его просто нет, этого минуса. Есть лишь стремление чиновников контролировать всё и вся. Вот только такой тотальный контроль пользы государству не приносит. Выгоду получают лишь вполне определенные служащие, либо группы, находящиеся на том или ином уровне власти. Но никак не наша страна. 

Два ключа

— Но всё-таки на сто процентов заявочный принцип не защищает рынок от проникновения откровенных мошенников? По крайней мере об этом говорят чиновники.

— Слушайте, ну мы же взрослые люди, о чем тут вообще разговор идет? А сегодняшний формат распределения лицензий защищает рынок от таких проникновений? Как раз наоборот. Именно теневые компании заинтересованы в том, чтобы принятие решений в сфере лицензирования зависело не от буквы закона, а от воли конкретных чиновников, с которыми всегда можно… скажем так, договориться. Да и зачем мошенникам соваться в высокорисковый юниорный бизнес? Им проще купить готовую добычную лицензию, повысить за счет этого свою капитализацию и продать бизнес целиком. Ведь при покупке лицензий у недропользователя нет никаких гарантий, что на том или ином участке находится столько золота, сколько отражено в лицензионных документах. А юниорный формат — это как раз создание прозрачных и некриминальных правил игры на отраслевом рынке. Полумерами здесь не обойтись. Поэтому проблему нужно решать уже сейчас, тем более что никаких преград в российском законодательстве в этой связи нет. 

— Тем не менее должны ли быть какие-то ограничители для компаний, которые выходят на рынок добычи полезных ископаемых?

— Ну, это вопрос схоластический. У нас и по Конституции таких ограничителей нет. Если вы учредили компанию и пожелали заниматься добычей золота, кто вам в этом может помешать? Другой вопрос, и я это уже озвучивал, что при сегодняшнем формате распределения лицензий должен действовать принцип двух ключей, когда в решении этого вопроса принимает участие и федеральный центр, и регионы. Вот вы спросите у любого недропользователя либо у руководителя любой геологической компании — где решения принимаются наиболее эффективно? И вам ответят — на территориальном уровне, на местах, все более или менее прозрачно. Просто руководители на местах, те же губернаторы, те же главы районов, гораздо лучше знают, как работают недропользователи в их регионах. Какие у них производственные объемы, сколько человек у них трудятся, какую социальную нагрузку они несут. Всё это также отражается на развитии дальневосточных регионов. И при распределении лицензий такие моменты обязательно должны учитываться. 

Наша специфика

— Что можно сказать об условиях жизни и работы на Севере?

— А у меня по этому поводу уже давно сформировалось четко выраженное мнение — государство фактически превратило жителей северных территорий в заложников. При сегодняшней ситуации стимула для развития территории просто нет. Хотя бы потому, что наш регион не только географически, но и транспортно оторван от материковой части страны. Вся доставка грузов осуществляется здесь через морской порт. Со всеми вытекающими последствиями. И все дополнительные расходы, связанные с портовыми расценками, ложатся на бизнес. Возьмем в качестве примера стоимость топлива, которое уже приблизилось к отметке в 50 тысяч рублей за тонну. Какой производственный сектор выдержит эту нагрузку? Да на западе страны компании при таких затратах на горючее уже давно бы разорились. А мы каким-то чудом живем, точнее — выживаем. Состояние дорожной инфраструктуры у нас также, мягко говоря, оставляет желать лучшего. При этом на нас еще и переложили так называемый «налог на ось», то есть плату за проезд большегрузных автомобилей. В европейской части страны есть хотя бы альтернатива в виде железных дорог. А у нас и этого нет. Или вот вам пример, местные энерготарифы, составляющие для промышленных предприятий 4 рубля 51 копейку за киловатт. Это — в разы больше, чем в других регионах России. Общие нормативы, которые были разработаны для всех потребителей энергии в нашей стране,  неприемлемы. Я не знаю, может быть, в Ставрополье, где зимние температуры редко превышают отметку в минус пять градусов по шкале Цельсия, норма в 70 киловатт-час на человека — это еще и актуально. А для Сусуманского района Колымы, где уже в сентябре могут морозы ударить — какие могут быть 70 киловатт? Кто вообще придумал в нашей громадной стране, со столь разными климатическими условиями, усредненную схему потребления электроэнергии? Как говорится, вопрос остается без ответа. Но при этом не менее 30 процентов от расходов нашего предприятия составляют именно затраты на энергоносители. Хорошо, пойдем дальше, вот нам говорят, что весь бизнес в России должен развиваться в равных условиях. И мы с этим согласны. Только о каких равных условиях может идти речь, если мои расходы в разы выше, чем у моего коллеги на западе страны. Но ведь и это еще не все. Именно на колымский бизнес государство переложило свои задачи по выплате работникам северных коэффициентов и надбавок, а также по оплате каждому проезда к месту отдыха и обратно. В европейской части страны производственникам такие расходы и в страшном сне присниться не могут. А мы всё это регулярно выплачиваем. Не случайно 50 процентов от дохода любого северного предприятия составляет как раз зарплата. А 50 процентов от зарплаты, в свою очередь, «съедают» налоги. 

— Что делать?

— А выход только один. Если государство реально заинтересовано в северных территориях, если наши власти хотят, чтобы здесь всё-таки жили люди, значит, оно обязано взять выплату всех коэффициентов и надбавок на себя. И объявить на Дальнем Востоке льготный налоговый режим для всех без исключения производственных структур. Иначе процесс бегства наших людей в другие  регионы страны в конце концов приобретет массовый характер. А без населения эту территорию освоить нельзя. Что бы ни говорили по этому поводу доморощенные экономисты.  

— Тем не менее, несмотря на все сложности, ОАО «Дукатская горногеологическая компания» работает достаточно успешно. К примеру, все проблемы нормативного и экономического характера вы даже новое месторождение открыли. А это в геологии в наше время бывает крайне редко. Как вам это удается?

—  Да, мы действительно открыли, совместно с компанией «Булун», новое золотосеребряное месторождение Ольча на Россошинской перспективной площади. И оценили его до категории С1 + С2. Также могу сказать, что наше предприятие, обладая современным оборудованием, включая лабораторную базу нового поколения, постоянно наращивает производственные обороты. Всё это позволяет нам сотрудничать с такими крупными игроками рынка, как «Полиметалл», «Кинросс», и другими. Да и наш коллектив главным образом состоит из профессионалов высокой квалификации. На Колыме в наше время редкая геологическая компания обладает численностью сотрудников в 250 человек. Но факт остается фактом, пока не будут решены системные проблемы северных территорий, пока в лицензировании не будут установлены прозрачные правила игры — ничего хорошего нас не ждет. Ни Магаданскую область, ни Дальний Восток. 

Беседовал Александр МАТВЕЕВ