«Бездумное освоение арктических шельфов может привести к экологической катастрофе»

— Александр Федорович, в последние годы тема освоения Арктики стала весьма популярной. И о российских приоритетах в этой связи говорят все — от президента РФ Владимира ПУТИНА до топ-менеджеров крупнейших отечественных нефтегазовых компаний. Насколько известно, сотрудники вашего института вот уже несколько десятилетий занимаются изучением нефтегазоносности арктических шельфов. Так скажите, можно ли уже в ближайшие годы начать в Арктике масштабную нефтедобычу?

— Во-первых, российский арктический сектор надо подразделять на западный (Баренцево и Карское моря) и восточный (море Лаптевых, Восточно-Сибирское и Чукотское моря). Но если в западном секторе уже реализуются проекты по добыче углеводородов, то в восточном — пока о какой-то добыче мы рассуждаем лишь теоретически. А вот четкого видения технических и технологических моментов, на мой взгляд, здесь пока нет. 

— Что вы имеете в виду?

— Попытаюсь объяснить просто, без использования сугубо научной терминологии. Когда мы говорим об арктических шельфах, то имеем в виду море Лаптевых и Восточно-Сибирское море. Действительно, в этих морях сконцентрированы определенные ресурсы углеводоров нефти. Но при этом не надо забывать о сложнейшей ледовой обстановке в этих морях — лед сохраняется здесь в течение 8–9 месяцев в году. Представляете? Да у России, да и в мире, просто нет технологий, которые позволили бы добывать углеводороды в таких условиях. Глубины на шельфе моря Лаптевых на большей части его территории не превышают 50 метров. То есть извлекать нефть с использованием традиционной буровой платформы здесь практически нереально. Вариант с «Приразломной», например, в нашем случае исключен. И что делать? Единственный выход — создавать намывные острова. Но это огромные капитальные вложения, особенно для укрепления берегов такого острова. Поэтому, повторюсь еще раз, на сегодняшний день в России пока нет технологий добычи нефти на шельфах моря Лаптевых и Восточно-Сибирского моря. 

— И что делать?

— По крайней мере, не стоит прямо сейчас поднимать вопрос о добыче нефти в этих морях. Другое дело — изучение строения этих шельфов. И начинать надо с бурения скважин с целью изучения строения разреза, например, на острове Б. Ляховский (море Лаптевых) и на острове Новая Сибирь (Восточно-Сибирское море). Целенаправленные работы здесь еще и не начинались, а всё это требует огромных трудовых и научных ресурсов, кроме того высоки и риски при добыче углеводородов. 

— Вы имеете в виду экологическую безопасность?

— Вот давайте вспомним апрель 2010 года, когда в Мексиканском заливе произошла авария на буровой платформе Deepwater Horizon, принадлежащей ВР. Тогда это было названо крупнейшей экологической катастрофой за всю историю нефтедобычи. И что делала ВР для ликвидации аварии? А я отвечу, компания накрывала место ЧП гигантскими куполами и вообще применяла все современные технологии, но даже при этом остановить утечку нефти удалось лишь к августу, то есть через пять месяцев после катастрофы. Однако при этом не надо забывать — в Мексиканском заливе вообще нет льдов. В противном случае последствия аварии были бы необратимыми. 

— То есть если нефть разольется на шельфах моря Лаптевых и Восточно-Сибирского моря, нас ждет беспрецедентная катастрофа? 

— Вероятность большая. Если говорить простым языком, то нефть может вмерзнуть в лед и извлечь ее невозможно. А при перемещении ледовых полей все эти загрязнения будет сложно контролировать. Поэтому уже сейчас надо разрабатывать технологии по ликвидации разливов нефти в морях со сложной ледовой обстановкой. Но в противном случае мы просто убьем Арктику. 

 Как практика показывает, топ-менеджеры естественных монополий, прежде всего, в прибыли. Всё остальное они воспринимают в качестве «дополнительных рисков». Вот только эти самые «дополнительные риски» для нашей страны, и особенно для ее северных территорий, являются самыми важными. Нефть — это всего лишь сырье. А мы ведем речь о сохранении самой жизни в арктической зоне. И ничего важнее тут быть не может. Тем более что мы уже сталкивались с проблемами утечки нефти в Якутии. Я имею в виду нефтепровод ВСТО. Если уж на таком, относительно безопасном объекте АК «Транснефть», как трубопроводная система, возможны аварии, то что уж говорить об объектах добычи углеводородов в открытом море. 

— Вы сказали, что нефть — это, по большому счету, только сырье. Но ведь для российской экономики, хотим мы этого или нет, это сырье является стратегическим ресурсом. Не случайно мы постоянно наращиваем объемы нефтедобычи. Как тут определить государственный приоритет?

— На этот вопрос я уже ответил — приоритетом должна быть жизнь, а не сырье, пусть даже и стратегическое. Что же касается наращивания объемов, то, на мой взгляд, мы просто обворовываем будущие поколения россиян. То есть обворовываем своих детей, внуков и правнуков. 

— В каком смысле?

— А в самом прямом. Ну смотрите, по запасам нефти Россия находится на пятом или шестом месте в мире. Зато по объемам нефтяного экспорта мы однозначно лидируем. О чем это говорит? Да лишь о том, что все цивилизованные государства стараются сохранять свои природные богатства именно для будущих поколений. Я больше скажу, многие страны вообще не имеют собственных ресурсов, но при этом они являются значимыми участниками нефтяного рынка. За примерами далеко ходить не надо. Та же Южная Корея не добывает ни одного барреля. Но при этом ежегодный объем переработки нефти в этом государстве уже превысил 40 миллионов тонн. Мы же бездумно разоряем свою страну, всеми силами наращивая экспорт углеводородов. Поддерживая тем самым экономики других государств. И я сомневаюсь, что наши потомки будут нам за это благодарны. 

— Сейчас в Якутии наращиваются объемы газодобычи. По крайней мере, освоение Чаяндинского месторождения — вопрос ближайшей перспективы. Что вы можете сказать по этому поводу?

— А тут проявляется другая, но не менее серьезная проблема. Если говорить непосредственно о Чаянде, то содержание гелия в газе этого месторождения составляет ).5 процента, а это 14 процентов всех мировых запасов гелия. Как мы знаем, гелий, на сегодняшний день, является стратегическим сырьем, используемым в ядерной энергетике, во многих передовых технологиях, в тех же медицинских томографах. Для сравнения: на единственном в России гелиевом заводе «Газпром добыча Оренбург» перерабатываются газы с низким (0,05 процента) содержанием гелия. А вот теперь — главное. По проекту комплексного освоения Чаяндинского месторождения, в городе Белогорске Амурской области должен быть построен ГПЗ. Предлагаемая ОАО «Газпром» схема по гелию страдает, на наш взгляд, рядом недостатков: повышением себестоимости добычи газа на месторождении вследствие многократного извлечения гелия из продуктивных горизонтов и закачка большей части этого же гелия (0,35 процента) обратно в эти же продуктивные пласты (простейшие расчеты показывают, что за 20 лет при ежегодной добыче 20 млрд кубических метров газа концентрация гелия в добываемом газе на Чаянде возрастет до 0,75 процента); в мировой практике еще не было примера транспортировки многофазного газа с гелием на столь протяженное расстояние (до Белогорска), а эксплуатация может быть сопряжена со многими осложнениями и определенной потерей гелия; в случае переработки всего поступающего в Белогорск объема чаяндинского газа (20 млрд кубических метров в год в 2017 году), из него может быть выделено почти 1 млн тонн этана, около 800 тысяч тонн пропан-бутановой фракции, значительную часть которых нужно будет куда-то транспортировать, так как нереально построить мощности по их переработке в полном объеме в Белогорске; невозможностью гибкого реагирования на изменение ситуации на мировом рынке гелия в связи с отсутствием геологических условий для оперативного хранения возможных излишков гелия в районе города Белогорска. А по такой схеме в Белогорске при переработке 20 млрд кубических метров чаяндинского газа может быть получено около 30 млн кубических метров гелия, которые потребуется незамедлительно, без учета ситуации на рынке гелия, доставить на Тихоокеанское побережье автотранспортом. Другими словами, значительную часть гомологов метана и гелий мы будем подавать на экспорт в Китай. И насколько я в курсе, в этом случае мы станем первой страной в мире, которая экспортирует газ с промышленным содержанием гелия.

— И какой выход из ситуации?

— А сотрудники нашего института как раз занимались изучением этого вопроса. Причем мы делали это комплексно, с учетом всех аспектов. И пришли к выводу — в Ленском районе Якутии, где, собственно, и находится Чаяндинское месторождение, наличествуют идеальные условия для создания федерального запаса гелия в ПХГ. В эти подземные хранилища можно закачивать любые объемы сырья в течение многих лет. Тут должна присутствовать такая, знаете, типично крестьянская логика — сложил всё необходимое в подвал, и пусть оно там лежит до нужных времен. Но в итоге у нашей страны появится огромный запас гелия, который мы сможем продавать при выгодной для нас ценовой конъюнктуре. Ведь не случайно аналитики рынка прогнозируют, что уже к 2030 году стоимость гелия увеличится в разы. Да, для реализации этого проекта понадобятся дополнительные инвестиции, ведь транспортная инфраструктура в Ленском районе практически нулевая. Да и остальные инфраструктурные составляющие, мягко говоря, далеки от идеальных. Но игра, в любом случае, стоит свеч. Речь идет не о сиюминутной выгоде, а о стратегическом положении России в АТР. О том, насколько эффективно мы можем использовать свои природные ресурсы в долгосрочном формате. 

— Какую страну можно выделить среди потенциальных покупателей гелия? Китай?

— А почему только Китай? Например, Япония занимает второе место в мире, после США, по объемам использования гелия. Впрочем, зачем изобретать велосипед? Кто предложит лучшую цену, тот и станет покупателем гелия. Хотя гелий — это лишь один из примеров. Дальний Восток, как известно, вообще чрезвычайно богат своими природными ресурсами, многие из которых пока еще даже не рассматриваются в качестве сырья. К примеру, многие топ-менеджеры Газпрома со скепсисом относятся к перспективам использования сланцевого газа. В то же время США обогнали нас по добыче газа именно за счет сланцевого газа, а охлаждение иностранных компаний к проекту Штокмановского месторождения в том числе обусловлено и фактором «сланцевого газа». И столь же интересным проектом в будущем может стать добыча сланцевой нефти. И в итоге может оказаться, что экономически будет выгоднее добывать сланцевую нефть, чем нефть на шельфе моря Лаптевых. Но для всесторонней проработки этих проектов необходим стратегический подход. И вот с этим-то как раз в нашей стране дело обстоит проблематично. Все хотят всего и сразу. А это путь в никуда. Нужно хотя бы сейчас формировать основу для системного освоения северных территорий России. Особенно с учетом того, сколько времени мы безвозвратно потеряли. 

— Александр Федорович, но ведь именно ваш институт, как известно, создает реальную научную и практическую основу для эффективного освоения северных территорий. Вот мы с вами говорили об экологической безопасности в нефтегазодобыче. Но именно в этой связи ваш коллектив, насколько я слышал, разработал собственную методику. О чем идет речь?

— Вы не совсем правы. Мы не просто природоохранную методику разработали, но и, фактически, выпустили готовую продукцию. Дело в том, что при разливах нефтепродуктов и вообще при попадании углеводородов в почвы проявляется проблема — каким образом минимизировать потери? И мы предложили свой вариант. Речь идет о бактериальном способе биоремедиации почв. Проще говоря, наши сотрудники создали биопрепарат на основе аборигенных микроорганизмов, который позволяет уничтожать углеводородные соединения, попавшие в землю. Как вы понимаете, для территорий с масштабной нефтедобычей это весьма актуальное направление. 

— Видимо, сейчас вы будете искать покупателей для этого биопрепарата?

— А потенциальные покупатели нас уже сами нашли. У нас уже есть заказ на промышленное производство этого биопрепарата. 

— Но ведь при нефтедобыче или при газодобыче главное не просто ликвидировать последствия ЧС. Самое важное — не допустить аварии. 

— Вот! Вы абсолютно правы. И как раз эта тема является для нашего института одной из ключевых. Причем тут мы рассматриваем не только нефтегазодобычу, но и остальные отрасли. Но чтобы всё было понятно, начну, так сказать, с основ. Вот что такое любая производственная деятельность? Это, в первую очередь, бесперебойная работа техники, то есть машин и механизмов. Вопрос второй — что влияет на технический функционал на Севере? Думаю, ответ очевиден — жесткие климатические условия. Когда зимние температуры зашкаливают за минус пятьдесят градусов по Цельсию, проблемы неизбежны. Момент третий — что является основной причиной технических сбоев в северных районах? Отвечаю: выход из строя уплотнительных устройств. Я больше скажу — более 30 процентов от всех случаев, связанных с поломками техники, происходит из-за отказа эластомерных уплотнений. При этом уплотнительные устройства присутствуют в любой технике, то есть проблема касается всех промышленных направлений, от транспортировки нефти и газа, до сельского хозяйства и дорожного строительства. И как минимизировать риски? Над решением этой задачи специалисты ломали головы в течение нескольких десятилетий. Но лучший, на мой взгляд, вариант предложили наши сотрудники. Речь идет о создании морозостойких резин уплотнительного назначения для техники в условиях Севера. Соответствующую работу в нашем институте курирует мой заместитель по научной работе, доктор технических наук С.Н. ПОПОВ. А непосредственное участие в разработке и внедрении проекта приняли заведующая лабораторией института, доктор технических наук М.Д. СОКОЛОВА, инженер-технолог Р.Ф. БИКЛИБАЕВА и научный сотрудник, кандидат технических наук Н.В. ШАДРИНОВ. Именно эти люди вместе с другими сотрудниками института разработали и внедрили в производство технологию создания резин уплотнительного назначения, которые обладают улучшенным комплексом технических свойств и повышенной долговечностью в условиях Севера. Суть метода, в нескольких словах, заключается в том, что авторами была создана смесь полимеров «бутадиен-нитрильный каучук — сверхвысокомолекулярный полиэтилен» с нанонаполнителями (природный цеолит, шпинель магния, наноуглерод, терморасширенный графит). И теперь уже можно сказать, использование смесей полимеров является одним из самых эффективных направлений в создании новых эластомерных материалов с уникальным управляемым уровнем свойств. Такого эффекта невозможно достигнуть при применении лишь одного полимера. А вот в комплексе это реально и более чем эффективно. Причем нанонаполнители тут были применены в качестве веществ, улучшающих взаимодействие на границе полимерных фаз. Также стоит отметить, что наши специалисты разработали новые технологии исследования смесей полимеров с использованием современных методов растровой электронной и атомно-силовой микроскопии. И что мы получили в итоге? Прежде всего, наши материалы обладают повышенной морозостойкостью. По сравнению с серийными резинами, соответствующие параметры, в нашем случае, увеличены на 25 процентов, и такие уплотнители могут без проблем выдерживать самые жесткие морозы. Повышена и износостойкость, которая в 2 раза превышает серийные аналоги. А вот агрессивостойкость (в зависимости от конкретной среды) достигает десятикратного увеличения от тех же серийных аналогов. И самое важное, это не просто идеи, а уже внедренные разработки. Уплотнители, созданные на основе морозостойких резин, изготавливаются на нашем опытном производстве (ООО «Нордэласт») и применяются на ведущих предприятиях Якутии. Среди них АК «АЛРОСА», ОАО «Саханефтегазсбыт», ОАО «ЯТЭК», ОАО «ДСК», ОАО «Сахатранснефтегаз», ОАО «Сахаэнерго», ГУП ЖКХ, ОАО «Водоканал» и так далее. Так что перспективы у этого направления весьма серьезные. И это отмечает большинство участников рынка. Тем более что наши разработки уже активно представлены не только в России, но и за рубежом. В частности, на выставках в Индии, Испании, во Франции и в КНР. В итоге это стало основой для заключения договоров с крупными иностранными промышленными компаниями. Буквально на днях мы получили предложение от норвежской стороны о создании у нас в институте совместного центра по климатическим испытаниям эластомеров и полимеров.

— А какие направления в вашей работе касаются перспектив нефтегазодобычи?

— Тут можно говорить о двух основных направлениях. Во-первых, мы установили, что в Лено-Вилюйской нефтегазоносной провинции на открытых еще в 60-е годы есть нефтяные оторочки. То есть там есть промышленные объемы нефти. Кроме того, нами был обнаружен естественный выход нефти на дневную поверхность в пойме реки Амга, следовательно появляется новый перспективный объект. Ну а во-вторых, мы продолжаем работать по теме, непосредственно связанной со сланцевым газом. И я уверен, уже в недалеком будущем это станет одним из самых перспективных отраслевых проектов. 

Беседовал Александр МАТВЕЕВ