«Помимо налогов, мы платим десятки миллионов в виде различных обременений»

На четырёх участках

— Пётр Александрович, давайте начнём наш разговор с текущей работы. Сколько золота было добыто вашим предприятием в 2021 году?

— По итогам промывочного сезона мы добыли порядка 300 килограммов драгоценного металла. План выполнили. Как, собственно, выполняем его каждый год.

— На скольких участках работали?

— На четырёх. Причём один из них расположен в Забайкальском крае, а три — в Республике Бурятия. При этом одну из наших бурятских площадей мы рекультивировали и сейчас перебазируемся на другой объект — Талали. Там добычу будем вести уже в следующем году. Помимо этого, в Бурятии продолжим добычу на участках Уакит и Зверевский, а в Забайкалье — на участке Белокопичи.

— Это всё целиковые площади?

— Не совсем. К стопроцентно целиковым объектам можно отнести лишь Талали и Зверевский. На Уаките есть и «целики», и «техноген», а Белокопичи — это полностью техногенное образование.

— Что можете сказать о вашем новом участке Талали?

— На сегодняшний день запасы там составляют 500 килограммов золота. И прогнозируем нарастить ещё столько же. Так что, если вести здесь ежегодную добычу в 100 килограммов драгметалла, то на 10 лет мы запасами будем обеспечены. И это только на одном участке, подчеркну.

— 300 килограммов золота — ваш стандартный план?

— Да, я бы сказал, уже многолетний. Можем добывать и больше, но наш принцип — не гнаться за прибылью любой ценой. Гораздо важнее стабильная работа на годы вперёд.

Люди — местные

— Сколько человек работает в ЗАО «Витимгеопром»?

— В общей сложности 230 специалистов: по 50—60 человек на каждом участке.

— Это местные жители?

— В основном да, местные, из Бурятии и Забайкалья. Правда, есть и иностранцы, из Узбекистана, но их не более 20 человек.

— Людей хватает?

— Скажем так: наши работники дорожат своими местами. Условия на предприятии созданы хорошие. Да и оплата достойная — трудодень составляет в среднем пять с половиной тысяч рублей. Далеко не везде такие деньги платят. Так что люди приезжают к нам из года в год в течение многих лет. Беда в другом — квалифицированных специалистов становится всё меньше, и не только бульдозеристов и экскаваторщиков, но и сварщиков, механиков, водителей… Кадровая проблема в России стоит очень остро. Плюс отток населения с Дальнего Востока — это тоже нужно учитывать. В результате дефицит квалифицированных специалистов испытывают практически все предприятия. И не только золотопромышленные.

— Сейчас опять обсуждается тема вольного приноса. Как вы к этому относитесь?

— Негативно! Я уже говорил в интервью вашей газете, что нелегальная золотодобыча и без того большая проблема. Они, так называемые старатели, уже давно золото не лотками добывают, а серьёзную горную технику используют. Но надзорные органы этого как бы не видят. Все ссылаются на отсутствие полномочий для борьбы с «чёрными копателями». Конечно, проверять официально работающие компании куда проще: вот офис, вот директор, вот вся документация — проверяй на здоровье. А бороться с нелегалами, добывающими драгоценный металл в промышленных объёмах, — на это сил и полномочий у государственных структур якобы нет.

Сплошные поборы

— Вы сталкиваетесь с проблемой компенсационного лесовосстановления?

— Конечно, как и все недропользователи. И здесь я согласен с позицией Союза старателей России во главе с Виктором ТАРАКАНОВСКИМ — горняков заставляют заниматься несвойственным им делом. Причём бесполезным делом, поскольку давно доказано: естественное лесовосстановление гораздо эффективнее искусственного. Необходима системная работа, которую могут вести только специализированные организации. Ну а о наших дополнительных затратах можно говорить долго.

— А сколько тратите средств на лесовосстановление?

— Мы как раз заключили договор со специализированным предприятием. В среднем за лесовосстановление платим 100 тысяч рублей за гектар, а в общей сложности — более семи миллионов рублей в год. Это помимо других обременений. Кстати, есть ещё один важный момент. Если бы лесовосстановительные выплаты шли в бюджет поселения или района, можно было бы сказать, что хотя бы для людей есть польза: дороги на эти средства подремонтируют или что-то другое нужное сделают. Так ведь нет: ни государство, ни муниципалитеты, ни население эти средства не видят. Они уходят в компании, которые восстанавливают лес. То есть мы просто поддерживаем чей-то бизнес.

— Вы сказали и о других финансовых обременениях. Каких именно?

— Например, речь идёт о так называемом «сборе за мальков». Якобы мы наносим вред водным биологическим ресурсам. Здесь тоже всё интересно. В ручьях, на которых работают золотопромышленники, рыбы в основном нет. Какая рыба? Это пересыхающие ручьи. Но на картах они значатся как полноценные водоёмы, и плата за ВБР составляет в нашем случае миллионы рублей в год.

— Это помимо семи миллионов рублей за лесовосстановление, так?

— Совершенно верно! Но ведь есть ещё платежи за водопользование. Это отдельная строка расходов. Как и плата за аренду лесных участков. У нас выходит порядка 700—800 тысяч рублей в месяц, или около 10 миллионов в год (из расчёта 40 тысяч рублей за гектар).

— Да уж, неслабо получается.

— Так и это ещё не все. Например, мы платим за отходы производственной деятельности, хотя вскрышные отвалы можно с трудом назвать такими отходами, ведь при рекультивации мы их всё равно убираем. За это тоже миллионы рублей приходится отчислять. Да о чём говорить! Мы даже за воздух платим.

— За воздух?

— Именно так. Официально — за выбросы вредных веществ. А какие выбросы на золотодобывающих участках? Дым от печки? Но всё равно платим. И всё вышеперечисленное — далеко не полный перечень наших дополнительных расходов.

О скрытых налогах

— Но ведь всё это помимо налоговых платежей?

— Разумеется! Тот же налог на добычу полезных ископаемых у нас составляет около 75 миллионов рублей. Плюс остальные сборы (НДФЛ, налог на прибыль, транспортный налог и другие). В общей сложности это не менее 120 миллионов рублей. И десятки миллионов дополнительно — это как раз всевозможные платежи, о которых я только что говорил.

— Получается, есть налоги явные и есть скрытые?

— Да, именно так. Если бы цена на золото не была столь высокой, как сейчас, золотодобычу вряд ли можно было бы назвать рентабельной. И вот что интересно: все эти миллионы уходят, как правило, в федеральный бюджет и лишь частично — в региональный. А вот местной казне достаются копейки в виде земельного налога. Но ведь это несправедливо. Бюджеты районов и поселений откровенно нищенские. Хотя именно на этих территориях добывается золото. Вот только муниципалитеты от этого не получают ровным счётом ничего, кроме копеечного земельного налога. Что-то им достаётся в рамках договоров социально-экономического партнёрства с предприятиями, но это тоже капля в море.

— Каков, на ваш взгляд, выход из ситуации?

— По моему мнению, часть НДПИ должна оставаться в районах. Это будет очень хорошей поддержкой сельских муниципальных образований, особенно для наиболее уязвимой социальной сферы.

Сроки «плавают»

— Ещё одна проблема, о которой говорят ваши коллеги-золотодобытчики, связана со сроками оформления участков в аренду. Здесь есть сложности?

— Ещё какие! Там, где всё можно оформить за час, процесс затягивается на многие месяцы. Особенно это характерно для кадастрового оформления. Впрочем, у нас любой документооборот запредельно долгий — так работает сама система, да и отношение к промышленности со стороны надзорных органов странное. К примеру, очень сложно доказать, что невозможно стопроцентно следовать требованиям технических проектов, это вам любой производственник подтвердит. Но чиновники такие доводы слышать не хотят. В принципе, их и обвинить-то сложно — они скованы собственными инструкциями. Так что проблему необходимо решать на государственном уровне.

— Это реально?

— При наличии государственной воли всё реально. Но вы же знаете, что происходит с особо защитными участками леса (ОЗУ), когда золотодобытчики, с одной стороны, не могут работать, с другой — не могут не работать. Замкнутый круг получается. И все об этом знают, все признают проблему. Я имею в виду чиновников, депутатов, общественных деятелей. Однако с мёртвой точки решение проблемы не сдвигается.

Всё предусмотрено

— Вернёмся к вашему предприятию. Как долго у вас продолжается промывочный сезон?

— С мая по октябрь. Но я уже отмечал: мы не гонимся за прибылью любой ценой. Поэтому сезон можем и раньше закончить. Как только план выполняем, так и заканчиваем. Зато в этом случае удаётся ещё в тёплое время года заняться вскрышными работами.

— Насколько известно, вскрыша у вас специфична. Это так?

— Да, это связано с глубиной залегания россыпей. На тех же участках в Бурятии она составляет в среднем 20 метров, хотя содержания золота там богаче, нежели в Забайкалье.

— А какова рентабельность при таких глубинах?

— Могу сказать совершенно определённо: если при вскрыше в 20 метров мощность пласта достигает 0,8—1,0 метра с содержанием 2 грамма золота — это уже рентабельно. При этом большое влияние на экономические показатели оказывает как раз организация вскрышных работ. У нас общий объём вскрыши составляет чуть более 2 миллионов кубометров.

— На ваших участках, как правило, вечномерзлотные грунты?

— Да, и мы это, разумеется, учитываем и применяем для вскрыши южнокорейские гусеничные экскаваторы-рыхлители. Отличные, скажу вам, машины. Они, как клыком, скалывают всё, что можно. Причём до полутора метров горной массы сразу. И вот что показательно: эти бульдозеры на 50% производительнее Komatsu-375. И расход солярки у них в два раза ниже. Словом, объёмная вскрыша позволяет нам работать на больших глубинах.

— А буровзрывные работы не производите?

— Сейчас нет, а раньше производили. У нас даже собственный склад взрывчатых веществ был. Но мы давно отошли от схемы БВР — сейчас требования к буровзрывным работам ужесточились, поэтому нам проще вскрывать породу при помощи тяжёлой горной техники.

И глубины не помеха

— А какие промприборы используете?

— На участках у нас функционируют скруббер-бутары. Они более экономичные, нежели другие приборы. Кроме того, это оборудование работает в режиме шаровых мельниц, то есть разбивает глинистую породу. И эти промприборы подходят под наши специфичные условия, особенно в Бурятии.

— Да, вы сказали, что на участках в Бурятии содержание составляет 2 грамма золота на кубометр горной массы. А в Забайкалье?

— Всего 0,5 грамма. Но это техногенный участок, там другие особенности.

— Какая в вашей компании горная техника?

— Техникой мы обеспечены в полном объёме. Это бульдозеры и экскаваторы Komatsu, Hitachi, самосвалы Volvo, Hino, MAN, погрузчики SEM-655D и многое другое.

— Как погрузчики используете?

— Только на уборке гали и эфелей — исключительно для этого.

— А пески подаёте каким образом?

— Пески на приборы подаём экскаваторами, погрузчики для этой цели не применяются. Впрочем, акцентирую внимание ещё раз: при наших условиях промывка, по большому счёту, вторична. Главное — эффективная организация вскрышных работ. Это — залог экономической рентабельности. Тогда даже большие глубины залегания россыпей не помеха.

Нужна прозрачность

— Геологоразведочная служба в компании своя?

— Разумеется! Она также оснащена всем необходимым, в частности буровыми станками, и специалисты у нас замечательные. В результате мы регулярно ставим на баланс дополнительные объёмы золота и обеспечиваем себя запасами на годы вперёд.

— Пётр Александрович, вы недропользователь с большим опытом: работали и на урановых месторождениях, и на месторождениях золота, даже в Монголии металл добывали. В чём, на ваш взгляд, причина всех перекосов в горнопромышленной сфере России?

— С одной стороны, это несовершенство законодательства. И мы с вами об этом сегодня говорили довольно подробно. С другой — нередко негативную роль играет формальный подход представителей надзорных органов к своим обязанностям. Я, кстати, считаю, что фискальные органы должны работать строже. Но в первую очередь не в отношении легальных золотодобытчиков, которые и так, как правило, выполняют требования закона, а в отношении нелегалов. Вот с кем бороться нужно постоянно и жёстко.

— А как, по-вашему, следует изменить ситуацию в отрасли в лучшую сторону?

— Прежде всего, каждый должен заниматься своим делом. Мы — золото добывать, лесники — деревья высаживать. Ну и, конечно же, законодательство должно стать более прозрачным, чтобы не возникало поводов для разночтений. А ещё требуется изменить подход к лицензиям. Ведь у нас это нередко ничем не обеспеченная бумага. А так быть не должно.

— Ещё вопрос. Председатель Союза старателей России Виктор ТАРАКАНОВСКИЙ считает, что в последнее время наблюдается планомерный «наезд» на отечественное недропользование. Вплоть до того, что некоторые зарубежные экологические организации требуют запретить россыпную золотодобычу. Вы с согласны с такой оценкой ситуации?

— Я не сторонник «теорий заговора». Но эта версия не лишена оснований, иначе с чего бы международным экологам, не имея на руках никаких научных данных, публично говорить о том вреде экологии, который наносят россыпники. Золото — стратегический ресурс России, и только власти России могут решать проблемы нашей отрасли: с пользой для государства и людей.

Беседовал Александр МАТВЕЕВ