Горнопромышленный комплекс Забайкалья испытывает множество проблем. Большая часть их связана с надзорными органами, которые нередко подвергают недропользователей настоящему прессингу. Это уже приводит к тому, что в регионе закрываются крупные проекты, как это было, например, с Апрелково. В результате бюджеты остаются без поступлений, государство — без золота, а местные жители — без работы. Об отраслевых бедах мы побеседовали с генеральным директором одной из успешных золотодобывающих компаний ООО «Газимур» Михаилом ТИТОВЫМ.
Такой подход
— Михаил Викторович, как вы оцениваете ситуацию с деятельностью надзорных органов, курирующих горнопромышленный комплекс, которая сложилась в Забайкалье?
— Ничего хорошего сказать не могу. Со стороны многих федеральных надзорных органов — Ростехнадзора, Росприроднадзора, Россельхознадзора, Роспотребнадзора, а также налоговых и других — мы нередко наблюдаем настоящий прессинг в отношении недропользователей. Причём если о плановых проверках мы уведомлены заранее и, соответственно, готовим документацию, выделяем отдельного специалиста для работы с проверяющими, то внеплановые проверки проходят совершенно не вовремя (видимо, в расчёте на эффект неожиданности), и в результате мы испытываем достаточно сильное давление. И, как правило, внеплановым проверкам подвергаются успешные предприятия, работающие в открытом правовом формате.
Тех же, кто в «тени» (мы их зовём «черными старателями»), добывающих золото нелегально, никто особо не трогает. Это и понятно: чтобы с ними бороться, необходим комплекс мер. Жулики это понимают и фактически посмеиваются над легальными предприятиями. Да, «чёрных старателей» нужно искать. А нас что искать — вот наши офисы, промышленные площадки, вот руководители — приходи и проверяй. И ведь проверяют и просят у нас понимания. Мол, мы их (инспекторов) должны понять: если не будет выписан штраф, то его не поймёт руководство, накажет прокуратура или будет поставлена под сомнение их профпригодность. А кто нас будет понимать? Ведь тем, кто реально работает — открытым предприятиям, — любое ведомство всегда может вынести замечания с различной степенью ответственности. Таким образом, предприятия горнопромышленного сектора несут риск дополнительной фискальной нагрузки, причём ненормированного объёма, т.е. скрытого налога (ов).
— Но ведь высшие федеральные руководители, тот же председатель Правительства РФ Дмитрий МЕДВЕДЕВ, не раз призывали надзорщиков сократить количество проверок, мол, это «кошмарит» бизнес.
— Наши чиновники — люди креативные... Внеплановые проверки, количество которых возросло, не попадают в статистику правительственного контроля. Внеплановые — другая статистика. Им, видимо, и подвергаются, подчеркну ещё раз, в первую очередь добросовестные участники рынка: те, кто добывает для государства золото, платит большие налоги в бюджеты всех уровней, создаёт рабочие места, участвует в реализации различных социальных проектов. Именно мы и находимся, фигурально выражаясь, «под надзором». При этом чиновники забывают, что они не за проверки зарплату получают, а за иную работу, а именно за пресечение деятельности недобросовестных участников отрасли или действительно грубо нарушающих нормы закона предприятий. А вот эта работа не выполняется.
— Что имеется в виду?
— Задам встречный вопрос: мои коллеги, руководители горнопромышленных компаний Забайкалья, рассказывали вам о ситуации с переводами земель из одной категории в другую?
— Не просто рассказывали, а складывается впечатление, что от, мягко говоря, нерасторопности в этом вопросе забайкальских чиновников страдает большинство горняков.
— Это соответствует действительности. Например, могу точно сказать: если кому-то к 2020 году необходимо перевести земли нераспределённого фонда или земли сельскохозяйственного назначения в категорию земель промышленности, то он уже опоздал и может планировать программу лишь 2021 года. А это, как вы понимаете, крайне актуально для недропользователей, которые располагают лицензионными правами, рабочим проектом с экспертизой, горным отводом, планом развития горных работ, квотой на поставку металла на текущий год, а вопрос земель, точнее их оформление, рушит все производственные программы предприятия.
— Так долго?
— Это ещё не срок. Но дело в другом. Наши чиновники получили произвольное право манипулировать регламентными сроками процедур оформления документации и, соответственно, выхода соответствующих постановлений департаментов региона. Аргументируют перегруженностью, нехваткой специалистов или очередными грядущими отпусками, и к этому мы тоже должны «отнестись с пониманием». Проблематично обстоит дело с особо защитными участками леса (ОЗУ), со многими водными объектами, с землями лесничеств. Более того, во многих департаментах сотрудники просто боятся принимать решения по спорным, но находящимся в их компетенции вопросам, размышляя, что при сегодняшней ситуации неизвестно, как аукнется положительное для бизнеса решение. Поэтому им проще сказать «нет» и ничего не сделать, чем «да» и за что-то отвечать перед федералами.
— А дело не в коррупции?
— Нет. Могу сказать, что ни один из многочисленных чиновников, проверявших нашу компанию или принимавших какие-то решения по нашим нарушениям, даже не намекнул на взятку. И я знаю природу этой честности.
— И какова она?
— Сейчас чиновники живут стабильно. У них неплохие зарплаты, хорошие премии, различные бонусы, нормированный рабочий день, стабильный отпуск, приличные пенсии. Зачем им рисковать, требуя взятки? У них, во всяком случае на этом жизненно-карьерном этапе, всё уже хорошо сложилось, если, конечно, они будут чётко демонстрировать показатели по итогам контроля и, как следствие, пополнение бюджета.
О кадровом голоде
— А что вы можете сказать о компетентности сотрудников надзорных органов?
— Зачастую к нам и нашим коллегам приходят инспекторы, едва окончившие вузы и сразу попавшие на госслужбу. У них нет никакого производственного опыта, но молодые специалисты чётко знают свой «параграф» и норму контроля, поэтому почти в любой ситуации найдут возможность для санкций.
— С чем связан такой кадровый голод?
— Видимо, с двумя обстоятельствами. Во-первых, опытные специалисты постепенно стареют и уходят на пенсию. Ну а во-вторых, в реальный сектор экономики, где реально нужно работать, бывшие студенты не идут, а идут на госслужбу, учитывая все ожидаемые преференции, важное удостоверение в кармане и рассчитывая на карьеру.
— В каких надзорных структурах, на ваш взгляд, ещё сохранились профессионалы?
— В каждой федеральной службе сохранились профи, которые работали на производстве, — мы их образно называем людьми из «окоп». Такие, пожалуй, есть только в Ростехнадзоре, Росприроднадзоре. Там, конечно, тоже наблюдается дефицит кадров, но профессионалы ещё остались.
Наши чиновники получили произвольное право манипулировать регламентными сроками процедур оформления документации и, соответственно, выхода соответствующих постановлений департаментов региона. Аргументируют перегруженностью, нехваткой специалистов или очередными грядущими отпусками, и к этому мы тоже должны «отнестись с пониманием». Проблематично обстоит дело с особо защитными участками леса (ОЗУ), со многими водными объектами, с землями лесничеств. Более того, во многих департаментах сотрудники просто боятся принимать решения по спорным, но находящимся в их компетенции вопросам, размышляя, что при сегодняшней ситуации неизвестно, как аукнется положительное для бизнеса решение. Поэтому им проще сказать «нет» и ничего не сделать, чем «да» и за что-то отвечать перед федералами.
Нет понимания
— Мы знаем, что именно в Забайкалье суммы штрафов, которые накладывают на недропользоваталей, просто зашкаливают. Это правда?
— За всю отрасль сказать, конечно, не могу, но все те, с кем мы активно общаемся и взаимоконсультируемся, высказываются о сверхконтроле как о фактически сложившейся системе. Сотрудники надзорных органов фактически не задумываются о последствиях давления на бизнес. Мы ведь не можем закладывать штрафы в себестоимость продукции. Соответственно, если нас штрафуют, мы вынуждены на бюджет штрафов уменьшать финансирование производственных, как минимум текущих задач. Та же история и с крайне медленным переводом земель из одной категории в другую. Если процесс затянули, значит, уменьшаются показатели по добыче, бюджеты различных уровней не получат доходной части. И, как следствие, потеря рабочих мест.
— Что можете сказать о налоговых органах Забайкалья?
— В нашем крае налоговая применяет устойчивую практику доначислений: по НДПИ, по НДС, по налогу на прибыль. В качестве аргументации в акте проверки, а впоследствии и в судебном процессе приводится судебная практика различных судов — нам почему-то «везёт» на прецеденты с Северного Кавказа или Южного федерального округа. Это так называемая налоговая преюдиция. Причём такое понятие, как презумпция невиновности налогоплательщика, давно потеряла актуальность и не рассматривается.
— Есть ли у бизнеса возможность доказывать свою правоту в судах?
— В судах различной юрисдикции обжаловать приходится многое. Основной, конечно, арбитражный суд. Важно решение суда первой инстанции. Сегодняшние реалии таковы, что в спорах государства и бизнеса бизнес, как правило, уступает. Потеря состязательности в судебном процессе наблюдается уже последние 3—5 лет.
— И к чему всё это может привести?
— Режим штрафной экономики и маловероятной возможности оспорить санкции в судебном процессе ни к чему хорошему не приведёт. Первое и, пожалуй, главное — это потеря интереса потенциальных серьёзных инвесторов, профессионалов к региону, стране в целом.
Александр МАТВЕЕВ