«Научный подход не терпит популизма»

О точности прогнозов

— Денис Владимирович, давайте начнём с проблемных вопросов. На разных интернет-ресурсах науку чуть ли не обвиняют в том, что в 2021 году она выдала ошибочный прогноз по подходам лососёвых. В итоге той же осенней кеты было значительно меньше, нежели ожидалось. В чём тут дело?

— А всё достаточно просто. Но чтобы это понять, нужно начать с базиса. Как известно, в науке есть две истины — безусловная и относительная. В нашем случае безусловным является лишь один фактор — кета приходит на нерест раз в четыре года. Это как раз сомнению не подвергается. Соответственно, коль скоро в 2017 году подходы были на нерестилищах небольшие, то ожидать какого-то всплеска в завершение четырёхлетнего цикла не приходилось. Мы его, разумеется, и не ожидали. Сейчас — об относительных величинах. Помимо цикличности, есть ещё и другие моменты, которые отражаются на подходах лососёвых. Например, температура или уровень воды, да и природно-климатические условия в целом, перечислять их можно долго. Но в любом случае прогноз не может быть стопроцентно точным, ведь само понятие прогнозирования используется там, где нельзя выдать абсолютно точный вердикт. Тем не менее, на мой взгляд, в 2021 году наши оценки оправдались.

— Как так? Многие общественники утверждают обратное: мол, в Амуре было выловлено всего 5 тысяч 700 тонн лососёвых — при прогнозе ХабаровскНИРО в 13 тысяч 002 тонны.

— Вот тут-то и заключается некоторая степень лукавства. Наука, конечно, де-юре определяет объёмы вылова, а в понятии оправданности оперирует прогнозируемым подходом рыбы на нерест. Понимаете? Это разные вещи. Если следовать приведённым цифрам, то наш прогноз подтверждается. И это легко доказать. Те же рыбопромышленники ведут промысел не в течение всего периода путины, а с учётом проходных дней, когда рыбачить они права не имеют. Плюс негативное воздействие на рыбу морских млекопитающих. Плюс шторма в лимане, когда также невозможно было использовать орудия лова. Плюс высокая вода, как в этом году, что опять-таки не способствовало рыболовству. Но ведь кета в этот момент не останавливалась и не ждала, когда её можно будет поймать, она двигалась дальше, как предусмотрено природой. И получается следующее: если принять во внимание всё вышеизложенное, то промысел вёлся максимум в течение половины срока путины. Максимум! Вот и выходит, что 5 тысяч 700 тонн добытых лососёвых — это как раз половина от нашего прогноза. Так что разночтений здесь нет.

В тени

— С чем связаны жалобы на отсутствие рыбы?

— Ещё раз подчеркну: ни ученые, ни власти, ни промышленники, ни общественники осенью 2021 года не ждали больших подходов, особенно в верхних притоках Амура. Это — объективная реальность, связанная с четырёхлетней цикличностью. Второй момент: несмотря на все проблемы, мы наблюдали неплохое заполнение нерестилищ в основной нерестовой реке — Амгуни. То естьрыба туда прошла. Наконец, третье: когда мы говорим об объёмах вылова, то имеем в виду легальный промысел, где всё учитывается. А то, сколько рыбы выловили браконьеры, учёту не поддаётся. По некоторым оценкам, эти объёмы вполне сопоставимы с промышленными. Здесь, конечно, проявляется компетенция других государственных структур, но факт остаётся фактом: уровень незаконного промысла для всех нас — большая проблема.

— Это отражается на заполнении нерестилищ?

— Конечно, браконьерство в этом плане — серьёзная беда. Хотя заполнение нерестилищ — совокупность многих факторов. Над этим мы и работаем. И в основе всего — комплексное восстановление популяции лососёвых.

— Играют ли какую-то негативную роль те или иные орудия промысла?

— Я неслучайно сказал, что меры регулирования должны быть комплексными и касаться в том числе орудий промысла. Здесь уместнее говорить не о том, что лучше или хуже (например, заездки или плавные сети), а о разумных ограничениях для всех. Это, собственно, уже и делается, в соответствии с рекомендациями науки. Например, в течение последних пяти лет количество тех же заездков было сокращено в два с половиной раза. «Урезаются» и крылья заездков. Или вот пример… В 2020 году на Амуре были запрещены плавные сети. В результате закладка на рыбоводных заводах достигла исторического максимума последних лет — 73 миллионов икринок. Да и скат молоди значительно увеличился. Подчеркну ещё раз: я не берусь оценивать преимущества или минусы конкретных орудий лова. Наша задача как учёных — создать условия для восстановления популяции лососёвых путём заполнения нерестилищ. Так что всё должно делаться в едином концепте.

Вековая цикличность

— И всё-таки почему снижается популяция лососёвых?

— Здесь наблюдается соотношение двух факторов — опять-таки, объективного (природно-климатические условия, например) и субъективного (в частности, повышенная промысловая нагрузка). Приведу такой пример: пиковые подходы лососёвых за всё время наблюдений впервые были отмечены в период 1908—1916 годов, после чего последовал довольно резкий спад. Так вот, самое инте-ресное в том, что ситуация зеркально по-вторилась спустя ровно сто лет, а именно в 2008—2016 годах.

— Любопытно!

— Да! Но что проявилось в нашу историческую эпоху? Когда рыбы стало много, то есть в период 2008—2016 годов, резко выросло и количество рыболовных участков — с 98 до 343. Вдумайтесь только в эти данные! И вот в 2017 году наступил спад подхода рыбы. Разумеется, запредельное число пользователей сыграло негативную роль в заполнении нерестилищ. Как могла рыба пройти на нерест при таком частоколе? Тогда пришлось ужесточать меры регулирования, в частности было внесено свыше 20 изменений в правила рыболовства. Но на всё это потребовалось время — такая работа ни за месяц, ни даже за год не делается. И лишь сейчас мы начинаем наблюдать определённые положительные тенденции.

Мы открыты

— Денис Владимирович, сотрудничает ли ваш институт с общественными экологическими организациями и объединениями КМНС?

— Безусловно, нами проводилась совместная работа по мониторингу нерестилищ. И будет проводиться. Кстати, значимая часть материала, которым оперируют общественники, представлена именно нашими сотрудниками, есть разночтения у нас в интерпретации данных, но это вопрос научных дискуссий. Я с уважением отношусь к экологам и могу отметить их вклад в общее дело.

— Вы участвуете в совместных полевых работах?

— Регулярно! Кстати, на недавней пресс-конференции в Институте водных и экологических проблем об этом довольно подробно рассказал руководитель бригады добровольцев Игорь ЧУРСИН, с которым наши специалисты в течение четырёх лет обследовали нерестилища реки Тунгуски. Сотрудничаем мы и с Ассоциацией коренных малочисленных народов Севера Хабаровского края во главе с Любовью ОДЗЯЛ. Также выстроены коммуникации с представителями WWF. Мы открыты для контактов с разными общественными организациями. Дело общее — сохранение популяции лососёвых не только для нас, но и для будущих поколений. Но хотелось бы выделить один важный момент. Наш базис — это именно наука, как фундаментальная, так и прикладная. Поэтому мониторинг для ХабаровскНИРО является хоть и важной, но всё же частью всего комплекса отраслевых работ. И, надеюсь, экологи и общественники это понимают.

Современный учёт

— А чем отличается общественный мониторинг от научного?

— Если не углубляться в тонкости биологии и ихтиологии, то можно констатировать: до недавнего времени основным инструментарием в таком мониторинге были блокнот и авторучка. Это, конечно, грубо сказано, но, по сути, верно. Другой вопрос в том, что методика подсчётов у нас в любом случае всегда была именно научной. Однако в основе всегда лежал человеческий фактор. И это является основным минусом. Поэтому с 2018 года мы начали внедрение программы цифровизации для учёта нерестилищ тихоокеанских лососей на Амуре. То есть мы приступаем к использованию искусственного интеллекта, что в разы повышает точность исследований.

— Как это работает?

— Постараюсь объяснить доступным языком, не углубляясь в специальную терминологию. Технической и технологической основой нашей методики являются беспилотные летательные аппараты (БПЛА), снабжённые полётным программным обеспечением (ПО), которое, в свою очередь, информационно «при-вязано» к смартфонам и ноутбукам сотрудников, осуществляющих полевые работы. Соответственно, речь идёт о цифровом комплексе, который позволяет не только производить видео- и фотосъёмку, но и оперативно обрабатывать (в специализированном фотограмметрическом формате Agisoft Metashape Pro) весь снятый материал. Разумеется, это в разы повышает качество исследований и гарантирует предельную точность мониторинга.

— За счёт чего?

— При фотограмметрической обработке создаются ортофотопланы. Это аналог космоснимка, но намного большего разрешения, до 1—2 сантиметров. Если сказать проще, то огромное количество снимков в цифровом формате «сшивается» в один большой. Это позволяет уверенно визуализировать как самих производителей, так и бугры каждого вида лососей. Причём ортофотопланы геореферированы, то есть привязаны к местности и оптимизированы для последующей работы в ГИС. Соответственно, можно вести подсчёт объектов, а также производить системный анализ в режиме реального времени.

Видно всё

— Вы сказали о высокой точности подсчёта. Насколько она высока?

— На ортофотоплане видны буквально каждая рыба и каждый бугор. А самое главное заключается в том, что такие технологии позволяют уходить от проблем, связанных с человеческим фактором. Это в прямом смысле масштабное использование возможностей искусственного интеллекта. Ещё одним преимуществом (помимо высокой точности) является предельная оперативность исследований. Все работы производятся не в «чистом поле», а в передвижных жилых модулях на базе КамАЗа. То есть нашим специалистам не нужно ждать возвращения в Хабаровск — векторизацию можно проводить непосредственно в день съёмки.

— Получается, сейчас оценка заполнения нерестилищ будет производиться максимально оперативно?

— Да, буквально в течение нескольких часов. В итоге мы получаем возможность всё делать и точно, и быстро. Это, без преувеличения, технологии нового поколения, позволяющие учитывать буквально всё — живую и мёртвую рыбу, бугры кеты и горбуши — и анализировать полученные данные с помощью таких вот современных инструментов.

— Когда информационные комплексы будут внедрены в полном объёме?

— Всё необходимое оборудование к нам должно поступить в ближайшее время. Но предварительная работа нами уже проведена. В частности, в 2021 году произвели беспилотную аэрофотосъёмку модельных (то есть типичных, адекватно представляющих соответствующие водоёмы) участков основных лососёвых притоков Амура: Амгуни, Анюя, Уссури и Тунгуски.

— Ваши сотрудники прошли обучение для работы на новых комплексах?

— Да, разумеется. Но стоит учесть такой момент: у нас работают специалисты, обладающие и профильным образованием, и серьёзным научно-практическим опытом. Так что каких-то сложностей в данном случае не было.

Рука на пульсе

— Сейчас идёт подготовка к принятию стратегии промысла тихоокеанских лососей на 2022 год. Насколько известно, вы уже дали свои рекомендации. В чём они заключаются?

— Пока скажу так: мы, как и в предыдущие периоды, однозначно против летнего промысла. И с этим согласны все: власти, рыбопромышленники, общественники, экологи. Что же касается осенней путины, то речь идёт о предварительных рекомендациях. Но уже можно сказать: мы настаиваем на расширении ограничительных мер для промышленного рыболовства в Амуре и Амурском лимане. Определены и проходные периоды: для ставных и закидных неводов, а также заездков — два дня в неделю, для плавных сетей — четыре дня в неделю. Но окончательное решение будет принято в апреле, по итогам заседания Дальневосточного научно-промыслового совета (ДВНПС).

— Как вы считаете, можно ли в ближайшие годы восстановить положительную динамику, связанную с популяцией лососёвых?

— Конечно! Но для этого необходимо избегать политической составляющей, а сосредоточиться на рациональном использовании ресурса. Это наша общая задача. Чиновники, промышленники, учёные, общественники, экологи, представители КМНС — все мы заинтересованы в сохранении и приумножении популяции кеты и горбуши. И если будем работать в режиме единой команды, всё у нас получится.

Беседовал Александр Матвеев