Бизнес-газета «Наш регион — Дальний Восток» № 07 (137), июль 2018
Сахалинская экономика во многом «завязана» на рыбопромышленный сектор. Особенно это касается прибрежного рыболовства. Ведь именно «прибрежка» влияет на создание рабочих мест. Считается, что один работник, занятый в рыболовной сфере, даёт дополнительно работу ещё трём специалистам, обслуживающим эту сферу. Соответственно, начинают развиваться многие социально-экономические направления. Не говоря уж о регулярных отчислениях в бюджеты всех уровней от деятельности отраслевых компаний. Но и проблем здесь также хватает. Всё это и стало темой нашего разговора с президентом Ассоциации рыбопромышленников Сахалина (АРС), председателем Координационного совета рыбохозяйственных объединений Сахалинской области Дмитрием МАТВЕЕВЫМ.
— Дмитрий Владимирович, в июне наша газета подготовила специальный выпуск, посвящённый внедрению ФГИС «Меркурий». На эту тему высказались многие ваши коллеги. Как вы относитесь к «Меркурию»?
— Во-первых, закон есть закон. И как бы я к нему не относился, но его необходимо соблюдать. В этом, кстати, мы едины со всеми членами нашей ассоциации. Во-вторых, сама идея, в этом случае, была благой. О принципе «одного окна» рыбаки говорили давно. Это соответствует интересам участников рынка, ведь когда все операции ты можешь производить на одной площадке, буквально как на почте, это однозначно хорошо.
Другое дело, что на сегодняшний день программа «Меркурий» довольно сырая и её ещё предстоит «обкатывать». Кроме того, мы согласны с теми, кто предлагает исключить уловы из перечня объектов, подлежащих ветеринарно-санитарной экспертизе. Именно уловы, которые из невода поступают непосредственно на переработку, хочется это подчеркнуть.
— Ещё несколько лет назад многие ваши коллеги на Сахалине выступили против рыбоучётных заграждений (РУЗов) на реках. Вы с этим согласны?
— Вы не совсем правы. Никто не выступал против рыбоучётных заграждений в принципе, в отдельных случаях они нужны. Например, для предотвращения заморов при возникновении неблагоприятной гидрологической обстановки, или когда рыба массово идёт в реку и при переполнении водоёма может задохнуться. Но беда в том, что данный процесс не получил должного контроля, РУЗы стали ставить где ни попадя, в первую очередь на богатых нерестовых реках. И безо всякой угрозы заморов. Более того, даже при очевидном дефиците ресурса. Это также сыграло пагубную роль в региональном рыболовстве.
— Ещё одна непростая ситуация, которую озвучивают сахалинские рыбаки, это деятельность рыбоводных заводов. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Рыбоводные заводы — это отдельный вид отраслевого бизнеса. Его не надо путать с рыболовством. Но у нас эти понятия стали почему-то совмещать. Хотя воспроизводство ВБР должно работать для поддержки дикой популяции, а не для её подавления или замещения.
Теперь — другой момент. Нет никаких вопросов к частным инвесторам, например к компании ООО «Каниф» и другим игрокам рынка, которые вкладывают свои средства в рыбоводные заводы на западном побережье Сахалина, где практически не осталось нерестовых рек. То же самое могу сказать о Курилах, где также работают рыбоводы. Всё нормально, люди занимаются значимым делом. По сути, они как раз способствуют восстановлению популяции дикой кеты. За свои деньги, замечу это ещё раз.
А вот к государственным заводам вопросы есть. Их представители утверждают, что имеют право на «свой» возврат. Вроде бы логично, да? Но кто этот возврат подсчитывал? Если принять во внимание отчёты руководителей государственных рыбоводных предприятий, где они рассказывают об огромных объёмах выпущенного малька, то весь Сахалин должен просто не знать отбоя от рыбы. А рыбы, между тем, становится всё меньше. Также нелишне заметить, что водно-биологические ресурсы — это федеральная собственность. Плюс ко всему в государственные рыбозаводы вкладываются именно бюджетные средства. Поэтому как тут можно говорить о каких-то «своих» возвратах?
Теперь — о горбуше. Заниматься разведением этого вида рыбы мало кто хочет. Если кета через четыре года возвращается, то возврат горбуши, мягко говоря, совсем не гарантирован. Казалось бы, почему рыбоводные заводы не занимаются этим воспроизводством? Им выделяются бюджетные средства, они могут рисковать, чтобы способствовать восстановлению горбуши. Хотя частный бизнес этим, кстати, занимается. А вот госпредприятия идут по другому пути. У нас вообще государственные рыбоводные заводы нередко перепрофилируются на «горбушевых» реках, чтобы разводить там кету. В итоге — нет ни горбуши, ни кеты.
— И что теперь делать? Отказываться от заводов?
— Ни от чего полностью отказываться нельзя. Но подход должен быть совершенно другой, научно обоснованный, с выполнением рекомендаций таких известных исследователей, как АЛТУХОВ, ЛЕМАН, ЖИВОТОВСКИЙ и другие.
Но для начала необходимо провести комплексное исследование водоёмов, чтобы определить, что происходит с реками и где целесообразно заниматься рыбоводством. Хотя даже сейчас понятно, что лучший вариант для этого — западное побережье Сахалина и Курилы. И ещё момент. При искусственном воспроизводстве необходимо исключить всякую возможность вредных последствий для естественного воспроизводства. Для чего и требуется оказывать бюджетную поддержку профильным предприятиям. И государственным, и частным. А самое главное — все силы должны быть брошены на восстановление популяции дикого лосося.
— Вы не раз озвучивали проблему, связанную с браконьерством. Что с этим делать?
— Настало время спасать наши водно-биологические ресурсы от уничтожения браконьерами. Именно спасать! Теневые рыбаки уже буквально вырезали целые нерестовые реки. Так что тут нужны жёсткие меры.
Пока же государство слишком лояльно относится к браконьерам в правовом плане. Что грозит тем, кто ловит рыбу на свой страх и риск? Максимум — штраф. Так для них это копеечные затраты по сравнению с той прибылью, которую они получают от теневого промысла. Поэтому законодательство необходимо ужесточать. Силы и средства контрольно-надзорных органов необходимо не распылять на борьбу с бытовым браконьерством, поиском у законопослушных рыбаков формальных ошибок и описок ради лишней галочки в отчёте, а сконцентрировать на борьбу с организованным браконьерством.
Вторая проблема — отсутствие у государства необходимых ресурсов для охраны нерестилищ. Рыбаки, кстати, в этом здорово помогают. Выделяют топливо для катеров, сами катера, своих людей в качестве общественных инспекторов, даже ЧОПы нанимают. Они делают всё, что в их силах. Но у них нет законных полномочий по охране водоёмов. А у тех, у кого такие полномочия есть, зачастую нет специалистов. О чём говорить, если на целый район приходится два-три государственных инспектора? Этот вопрос может быть решён только на государственном уровне, иначе ничего не получится.
— Скажите, а какие компании входят в вашу Ассоциацию рыбопромышленников Сахалина? Среди членов АРС есть крупные игроки рынка?
— Отвечая на ваш вопрос, хочу сразу заметить, что в области возродил свою деятельность Координационный совет рыбохозяйственных объединений Сахалинской области, куда вошли представители практически всех районов Сахалинской области и представители КМНС и где я был избран председателем.
Что же касается НКО АРС, то он изначально создавался как структура, которая должна объединить всех рыбаков. И тех, у кого 10 больших судов, и тех, кто имеет по одному рыбопромысловому участку. Вы знаете, крепость любой цепи определяется её самым слабым звеном, поэтому для нас нет значимых участников или второстепенных. Все значимые.
— А какая задача для вас является приоритетной?
— Да я о них уже, собственно, рассказал. Могу лишь отметить, что основная поддержка сейчас требуется прибрежному рыболовству. У рыболовства океанического также проблем хватает. Но они решаются, главным образом, на других уровнях.
Что же касается «прибрежки», то на Сахалине этот вид промысла несёт наиболее значимую социальную нагрузку. Профильные компании регулярно создают новые рабочие места, отчисляют налоги в бюджеты всех уровней и так далее. Так что для Сахалина прибрежный промысел должен стать региональным брендом. В самом широком смысле слова.
Беседовал Сергей ТАТАРЕНЦЕВ
Существенные условия контракта, в том числе срок исполнения, могут быть изменены только по соглашению сторон ввиду невозможности исполнения контракта по независящим от сторон контакта обстоятельствам. Подрядчик обращался к заказчику с просьбами согласовать изменение условий контракта и заключить дополнительное соглашение о переносе срока выполнения работ ввиду непредставления в том числе рабочей… читать полностью >