Сахалинская рыба: ставки сделаны!

В разы!

Мы, корреспонденты этого издания, регулярно бываем на Сахалине и можем констатировать: местные рыбопромышленники не просто осваивают ресурс, но и активно участвуют во всех социальных проектах. То есть отрасль остаётся одним из региональных социально-экономических базисов. Однако повышение ставки сбора за пользование ВБР может негативно отразиться на производственном потенциале профильных компаний. Руководитель одного из предприятий, попросивший не называть его имени, согласился ответить на ряд наших вопросов.

— Ваша компания работает с прибылью?

— Скажем так: сейчас работаем на грани рентабельности. Помимо того, что мы платим налоги в бюджеты всех уровней, у нас есть множество дополнительных финансовых обременений. Возьмём в качестве примера новые ставки сбора за пользование ВБР — они подскочили очень резко. Так, ранее за тонну трески мы платили 3 тысячи рублей, а сейчас платим 6 тысяч 400 рублей. За тонну палтуса отчисляли 3 тысячи 500 рублей, сейчас — 16 тысяч 500 рублей. Тонну терпуга оплачивали 750 рублями, а теперь платим 5 тысяч 600 рублей. Тонна кальмара нам обходилась в 1 тысячу рублей, ну а сейчас — в 3 тысячи 900 рублей. Минтай обходился нам в 3 тысячи 500 рублей за тонну, а в наши дни — в 4 тысячи 300 рублей. Ставка по кете составляла 4 тысячи рублей за тонну, а теперь — 12 тысяч 600 рублей. Ставка сбора за тонну горбуши была определена в 3 тысячи 500 рублей за тонну, сейчас она приблизилась к 8 тысячам рублей. С камбалой ещё интереснее получилось. Ранее соответствующий платеж был минимальным — 200 рублей за тонну. Сейчас его повысили до… 2 тысяч 100 рублей, то есть на 1000 с лишним процентов. И таких примеров много.

Платежи взлетели на все промысловые объекты, кроме сельди как социально востребованной рыбы. Поймите правильно: мы не против того, чтобы ставки сбора менялись в сторону увеличения. Но в данном случае было слишком резкое и, как мне кажется, неразумное повышение. Это уже негативно отражается на экономике профильных компаний.

— И сколько ваша компания теряет в «живых» деньгах?

— В прошлом году только по ставкам сбора за ВБР мы заплатили около 2 миллионов рублей. В этом заплатим не менее 30 миллионов. Это, разумеется, не считая налогов, — там общая сумма ежегодных отчислений значительно превышает 100 миллионов. А ведь есть ещё фонд оплаты труда, другие расходы, в частности на судоремонт. Так что сейчас мы работаем едва ли не «в ноль».

Общая картина

Добавим от себя: руководители большинства отраслевых компаний Сахалина, с которыми нам удалось пообщаться, высказывают солидарную позицию — по ряду объектов промысла увеличение ставки сбора за пользование ВБР было неоправданно резким. Соответствующие расходы на предприятиях возрастут примерно в 12—15 раз. Так, у одного из предприятий, добывающих креветку, «цена вопроса» сейчас составляет 31 миллион рублей против 2 миллионов годом ранее. И это неудивительно, ведь если раньше ставка сбора по добыче креветки северной составляла 5 тысяч 500 рублей за тонну, то сейчас — 12 тысяч. Более чем в два раза дороже. С гребенчатой креветкой ещё «веселее» — 5 тысяч рублей за тонну в 2022 году, а в этом году — 21 тысяча 300 рублей. Более чем четырёхкратный рост. При этом некоторым компаниям, добывающим креветку, ещё и лимиты сокращают, без малого на 30%. Как же работать при повышении ставок и снижении объёмов? Вопрос риторический.

Но самое интересное заключается даже не в этом. Речь идёт о потрясающей неповоротливости федеральной власти. Ставки сбора в последний раз менялись почти два десятилетия назад. Представители отраслевого сообщества едва ли не в один голос убеждали чиновников: давайте повышать их планомерно, но понемногу, без резких движений. В этом случае не пострадают ни бюджет, ни бизнес, ни потребители. Однако то ли из-за популизма, то ли по каким-то другим причинам этого никто не делал. Зато затем последовала типично российская «забава» — рубить сплеча. Поправки в Налоговый кодекс РФ вступили в силу 21 декабря 2022 года, а соответствующий приказ Федерального агентства по рыболовству, регламентирующий оплату по ставкам сбора за пользование ВБР, вышел… днём ранее. То есть в последние дни уходящего года рыбакам пришлось «в пожарном порядке» решать соответствующие вопросы в территориальном управлении Росрыболовства. Честное слово, странно: накапливать проблему чуть ли не два десятка лет, чтобы потом решать её за считаные дни. Такая вот показательная история.

Слишком резко

Повышение ставок сбора за пользование ВБР в отраслевом сообществе было воспринято неоднозначно. Тем более что есть предложение использовать для индексации в этом случае коэффициент-дефлятор. Однако здесь всё тоже очень непросто. Так, президент Ассоциации добытчиков минтая Алексей БУЛГАК в интервью СМИ подчеркнул: такой показатель не отразит реальной ситуации на рынке, поскольку нельзя заранее предсказать, что будет с ценами на рыбу. А цены эти имеют свойство колебаться. Так о каком усреднённом подходе можно говорить в этих реалиях? Кстати, о необходимости отказаться от применения коэффициента-дефлятора уже заявили и во Всероссийской ассоциации рыбопромышленников (ВАРПЭ).

Между тем, если развивать тему увеличения ставок сбора за пользование ВБР, то здесь могут проявиться серьёзные проблемы. И это лишний раз подчёркивает: прежде чем принимать тот или иной закон, чиновникам и парламентариям было бы неплохо консультироваться со специалистами. Об этом мы поговорили с президентом Ассоциации рыбопромышленных предприятий Сахалинской области (АРСО) Максимом КОЗЛОВЫМ.

— Максим Георгиевич, как вы относитесь к повышению ставок сбора?

— Ситуация, скажем так, неоднозначная. С одной стороны, наша ассоциация неоднократно высказывала консолидированную позицию: ставки сбора за пользование ВБР не менялись с 2004 года, и повышать их нужно. Особенно, скажем так, на валютоёмкие ресурсы. С другой — по ряду промысловых объектов увеличение стало слишком резким. Это касается, в первую очередь, неодуемых видов ВБР. К сожалению, при принятии поправок власти не выслушали мнение представителей отраслевого бизнес-сообщества.

— Что может получиться в результате?

— Во-первых, подорожает рыба. Соответственно, нагрузка ляжет на конечного потребителя, то есть на покупателей. А во-вторых, может пострадать малый и средний бизнес, осваивающий неодуемые объекты. Такие предприятия просто не смогут работать себе в убыток. И если раньше государство получало хоть какие-то деньги в виде ставок сбора, то сейчас рискует не получить ничего. Впрочем, подчеркну ещё раз, проблема затронет многих. Слишком резкое увеличение ставок сбора не повод для оптимизма.

— Ещё один вопрос — на несколько другую тему. Росрыболовство предложило внести очередные поправки в федеральное законодательство. Они касаются перезаключения договоров на рыболовные участки. Сейчас пользователь будет вынужден доказывать собственную добросовестность. Но ведь недобросовестный пользователь и не должен работать. Разве не так?

— Совершенно верно! Очевидно, таким образом Росрыболовство хочет повысить социальную активность тех, кто занимается прибрежным промыслом. Но на Сахалине в этой связи сложилась показательная картина. Участки здесь выделялись в 2008 году, причём без конкурсов. А вот перечень этих участков до сих пор не сформирован. Да, мы знаем, что их у нас около пятисот, но официального перечня нет.

— А когда будет переоформление участков?

— Главным образом, в 2028 году. К этому времени должен быть сформирован перечень рыболовных участков.

— Такие перечни в других дальневосточных регионах есть?

— Я знаю точно, что соответствующий документ имеется на Камчатке. Об остальных регионах говорить не стану.

— Насколько известно, одним из критериев добросовестности пользователя может стать наличие рыбоводного завода. Но ведь рыболовство и рыбоводство — несколько разные отраслевые направления. Как быть?

— Что касается рыбоводства, то это именно сахалинская специфика. Я не буду говорить о других регионах, в каждом из них — своя отраслевая история. Но на Сахалине сложилось так, что искусственное воспроизводство лососёвых стало крайней необходимостью. У нас наблюдается серьёзное истощение ресурса. А ведь ещё не так давно мы ловили больше рыбы, чем наши коллеги на Камчатке. Но сейчас ситуация изменилась в худшую сторону, поэтому на Сахалине пошли по пути рыбоводства.

— Этим занимается государство?

— И государство, и частный бизнес. У нас в области функционирует более 70 рыбоводных (лососёвых) заводов. Строительство таких объектов продолжается.

С какой стати?

Кстати, о рыбоводстве как об одном из приоритетных отраслевых направлений в беседе с нашим корреспондентом говорил и руководитель Сахалинского филиала ВНИРО Николай КОЛПАКОВ. По мнению учёного, это реальная возможность восстановить популяцию лососёвых. Аналогичную позицию озвучил и министр по рыболовству Сахалинской области Иван РАДЧЕНКО. Он подчеркнул, что на острове ежегодно вводятся в эксплуатацию два-три рыбоводных завода.

Впрочем, у сахалинских рыбаков проблем хватает, и связаны они не только со ставками сбора за пользование ВБР. Вот ещё одна показательная история.

В феврале прошлого года был принят федеральный закон об эксперименте по ограничению выбросов парниковых газов на Сахалине. Этот проект уже назвали «Сахалинским экспериментом». Он является частью большой стратегии, которая должна стимулировать развитие передовых экологических технологий. Дело, безусловно, нужное и благое, тем более что в августе правительство утвердило размер платы за превышение квоты выбросов парниковых газов. Вот только, по нашей информации, у местных чиновников появилась идея вовлечь в этот эксперимент… рыбаков. Хотя какое они имеют отношение к вредным выбросам на острове? Работа-то ведётся в море, в исключительной экономической зоне, и никакого вреда экологии рыбопромышленники не наносят по определению. Словом, будем надеяться, что такая идея отдельных руководителей развития не получит. Рыбаки и так платят за всё что только можно. Наверное, не стоит их нагружать ещё и дополнительными обременениями.

Не наша тема

Отдельная проблема рыбаков — судоремонт. Не секрет, что порядка 90% судовой технической «начинки» составляют зарубежные комплектующие. Все основные ремонтные базы в АТР сконцентрированы, главным образом, в Республике Корея. Получается следующее.

Рыбопромышленники, использующие в работе норвежские или шведские суда, столкнулись с дефицитом запчастей и комплектующих. После введения санкций европейские компании прекратили поставки для российских судовладельцев. Поначалу некоторым из них удавалось налаживать параллельный импорт через Португалию и Турцию. Но сейчас и эти пути под очень большим вопросом. И где брать те же втулки, те же поршни, да и всё остальное для европейских судов? Большой вопрос, не имеющий чёткого ответа.

А сейчас — о судоремонте. Да, в Южной Корее пока не отказываются обслуживать наш рыболовецкий флот. Однако все запчасти и комплектующие уже подорожали процентов на 20—30. Это к вопросу о том, какие расходы несут российские рыбаки и стоит ли их обременять ещё и дополнительными финансовыми обязательствами.

Есть ли возможность производить профильные работы в Китае? По мнению судовладельцев — да. Наши рыбаки на ремонт в Поднебесную порой заходят. Но если требуется основательно «покопаться» в главном или вспомогательном двигателях, а также в сложных комплектующих, здесь в приоритете Республика Корея. Пока китайский судоремонт отстает от европейского или корейского. Хотя, с учётом динамичного развития промышленности КНР, не исключено, что лет через 10 ситуация изменится. Так уже произошло с горной техникой — китайские бульдозеры, экскаваторы и погрузчики сегодня ненамного уступают европейским.

Если же говорить о российском судоремонте на Дальнем Востоке, то здесь ситуация плачевная. Все рыбаки, с которыми мы беседовали, говорят в один голос: Владивосток так и не стал серьёзной ремонтной базой. Там ещё могут выполнить корпусные работы или что-то по мелочи. Однако всё, что касается более серьёзных вещей (двигателей, механической части и так далее), — не тот случай. И дело не только (и не столько) в отсутствии в Приморье современных технологий или оборудования нового поколения. Главная беда — дефицит специалистов. Увы, так сложилось. Тем более отток профессионалов с Дальнего Востока в европейскую часть страны — проблема давняя. Вот и получается, что отремонтировать главный или вспомогательный двигатели, иное судовое оборудование во Владивостоке малореально. Хотя бывают и исключения. Нам рассказали, как в приморской столице нашёлся человек (его уже называют нашим Кулибиным), который как раз и смог осуществить ремонт вспомогательного двигателя. Причём он всё делал с ноля, на основании собственных чертежей. Но это, скорее, исключение, подтверждающее правило.

Показательны также расходы на ремонт. К примеру, в Южной Корее или Китае они исчисляются сотнями тысяч долларов на одно судно. И это ещё не предел. Так что баланс доходов и расходов у рыбаков явно не в пользу первого показателя.

Человеческий фактор

Кстати, о людях. Практически все руководители промышленных предприятий в качестве основной проблемы называют кадровую. Речь идёт о глобальной беде. В своё время престиж рыбацкой профессии был основательно подорван, как была подорвана и система подготовки кадров в мореходках, которая, по сути, сошла на нет. Так что сейчас найти хорошего механика, штурмана, моториста, радиста, тралмастера, обработчика крайне сложно. При этом зарплаты у рыбаков достаточно высокие, значительно выше 150 тысяч рублей. Но это мало кого стимулирует. Поэтому на промысел выходит сложившийся кадровый костяк, где средний возраст специалистов нередко превышает 45—50 лет. А вот молодёжи, увы, немного. Но и это ещё не все проблемы. Складывается впечатление, что у некоторых государственных служащих есть лишь одна цель — постоянно усложнять ситуацию в отрасли, в том числе и кадровую. Теперь по закону любой матрос должен получить дополнительную профессию стропальщика, а начальник радиостанции обязан приобрести навыки работы на высоте. Аналогичная история — со всеми членами экипажа, до капитана включительно. Каждый из этих людей должен иметь дополнительные «корочки». Обучение длится около трёх месяцев, да и это платная образовательная услуга. Расходы берёт на себя компания, как и проживание «курсантов» в гостинице и выплату им денежного содержания… И вновь мы возвращаемся к вопросу о рентабельности рыбопромышленного бизнеса. Речь идёт о серьёзных дополнительных расходах — обучение одного человека может стоить до 20 тысяч рублей, не считая платы за проживание и иных выплат. Причём полученные документы действуют почему-то только на период работы в конкретной компании, как будто при переходе на новую работу человек утратит полученную компетенцию стропальщика.

Изменился и подход к оказанию медицинских услуг. Сейчас это не просто поход по врачам, а целый комплекс экспертиз. Разумеется, тоже недешёвых и тоже довольно долгих — например, экспертиза на наркотики составляет порядка 10 суток. Конечно, серьёзное отношение к состоянию здоровья работников на опасном производстве — дело нужное. Но чрезмерное внимание, наверное, лишнее.

Грядёт передел

Повторимся: прошлый год был для российских рыбаков (и сахалинских в том числе) именно переломным (без кавычек), поскольку складывалось впечатление, что отрасль захотели просто сломать. Иначе чем объяснить ситуацию со вторым этапом инвестиционных квот, против чего выступили все рыбацкие регионы, включая Сахалинскую область? И поначалу вроде бы регионы были услышаны. В Государственной Думе РФ даже была создана рабочая группа, на заседании которой прозвучала чуть ли не единодушная позиция: о каком втором этапе инвестквот можно рассуждать, если результаты первого были откровенно провальными? Если из 105 судов, которые должны были построить благодаря «повышенной инвестиционной активности», реально построили всего 10? Если из 129 инвестпроектов удалось реализовать всего 30? Более того, многие депутаты открыто говорили: второй «квотный» этап ударит в первую очередь по малому и среднему бизнесу. Также главы рыбопромышленных ассоциаций России (в том числе и президент АРСО Максим КОЗЛОВ) обратились с открытым письмом к депутатам ГД РФ с просьбой поддержать поправки в законопроект о втором этапе инвестиционных квот, не вошедшие в итоговые документы во втором чтении. Речь шла об отсрочке вступления в силу тех норм закона, которые касались строительства рыбопромысловых судов, а также крабовых аукционов на 1 января 2026 года.

Но, к большому сожалению, в своей основе законопроект остался прежним. Госдума приняла явно спорные поправки от Росрыболовства. За проголосовали 289 депутатов, против — 115, один воздержался. И теперь, как и предупреждали эксперты, можно ожидать скорой монополизации рынка, ведь преимущества на аукционах получат именно те, кто заплатят самую высокую цену. Понятно, что дальневосточные рыбаки не смогут конкурировать с московскими мегакомпаниями. Для Дальнего Востока это может стать катастрофой.

Тогда президент Ассоциации предприятий рыбной отрасли Хабаровского края Сергей РЯБЧЕНКО так прокомментировал ситуацию:

— Все наши ассоциации — хабаровская, сахалинская, камчатская, приморская, магаданская — выступили с солидарной, взвешенной позицией. Но в Госдуме нас, увы, не услышали. Точнее, услышали тех, кто лоббировал интересы олигархов от рыболовства. Я в этом твёрдо убеждён.

Добавим от себя: передел рынка начался не вчера. Когда несколько лет назад возник скандал вокруг «крабового короля» Олега КАНА, стало понятно — крабовый рынок будет «попилен». Так оно, собственно, и получилось. Затем настал черёд других видов ВБР. Неслучайно сейчас на Камчатке идёт скупка активов местных рыбопромышленных предприятий. Интересантами здесь выступают крупные московские компании. А уж после того, как 24% квот попадут на аукционы, этот процесс наверняка станет ещё более динамичным и уже коснётся других дальневосточных регионов — Сахалина, Приморья, Хабаровского края, Магаданской области. Так что игра пошла по-крупному.

Что делать?

Да, можно возразить, что в самом переделе рынка ничего страшного нет. Что бизнес есть бизнес и здесь всегда проявляются определённые движения. Всё так. Но с одной важной поправкой — мы живём и работаем на Дальнем Востоке. А это — особая история. Речь идёт о сырьевом регионе, где главные богатства — углеводороды, полезные ископаемые и водные биологические ресурсы. Нефть и газ можно оставить за скобками — эта отрасль работает по своим правилам. Тем более при всех разговорах о «потолочных ценах» ситуация довольно непредсказуемая. С полезными ископаемыми также всё неоднозначно. Например, цена на золото снизилась в полтора раза, и многие отраслевые компании работают на грани рентабельности, если не за гранью. В своей газете мы уже публиковали мнения руководителей артелей, которые прямо говорили, что при таком раскладе им проще пропустить промывочный сезон 2023 года. К тому же непонятно, кто станет покупать российское золото. Более благополучно обстоит дело с углём, но пока проблемным фактором остаётся пропускная способность железных дорог. Например, в Якутии добывается порядка 40 миллионов тонн чёрного топлива. При этом добывающие предприятия уже в ближайшее время могут нарастить объёмы до 50 миллионов тонн. Вот только вывезти уголь в сегодняшних реалиях маловероятно.

Остаётся ещё один валютоёмкий и востребованный продукт — водные биологические ресурсы. Казалось бы, надо всемерно поддерживать отрасль или, по крайней мере, не мешать её развитию. Это же регулярное и крупное пополнение бюджетов всех уровней: муниципального, регионального и федерального. Это, по сути, живые деньги. И деньги постоянные — речь-то идёт о возобновляемом ресурсе.

Второй момент: рыбопромышленный сектор является одним из агропромышленных направлений. В кризисный период именно продовольственная безопасность выходит на первый план. По сути, это тот случай, когда продовольствие дороже золота, когда обеспечение население качественными продуктами — приоритетная задача.

Третье: Дальний Восток занимает 50% территории страны. А живут здесь около 7 миллионов человек — по сути, половина населения Москвы. Конкретно же на Сахалине проживает менее полумиллиона человек, и многие из них работают именно в рыбопромышленных компаниях. Это означает, что люди получают достойные зарплаты, они обеспечены социальными пакетами, они могут спокойно думать о завтрашнем дне. И главное — они никуда с острова не уезжают.

Наконец, четвёртое: как правило, именно рыбопромышленные предприятия проявляют наибольшую социальную активность. К примеру, традиционно участвуют в программе «Доступная рыба», что позволяет поддержать социально незащищённых граждан, снабжают своей продукцией детские дома, дома престарелых, больницы и другие учреждения.

А вот сейчас — основная мысль.

Для чего государству, фигурально выражаясь, резать курицу, несущую золотые яйца? Да, можно забрать у местных рыбаков часть квот и продать их на аукционах. Деньги в бюджеты поступят «здесь и сейчас». Но что дальше? Когда в Государственной Думе обсуждались поправки в ФЗ «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов», с трибуны некоторые сенаторы и депутаты открыто говорили: при втором этапе инвестиционных квот под удар попадут предприятия из сферы малого и среднего бизнеса, в том числе и градообразующие. Они не смогут конкурировать на аукционах с мегахолдингами федерального уровня. Даже относительно крупные региональные компании в такой конкуренции проиграют. В результате такие региональные структуры будут банкротиться. Дальнему Востоку это грозит необратимыми последствиями. Почти та же история с повышением ставок сбора за пользование ВБР. Здесь и сами рыбаки единодушны — повышать их нужно было. Причём давно. Но поэтапно и аккуратно. А когда увеличение платежей составляет 100, 200, 300, 400, 500 и даже 1000% — это серьёзный удар по бизнесу. Когда то или иное предприятие ежегодно платит порядка 100 миллионов всех налогов и плюс к этому — 30 миллионов в виде ставки сбора, это может стать неподъёмным грузом. И так же может привести к банкротству.

Ещё момент… Если будут приняты очередные поправки в ФЗ «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов» и при перезаключении договоров пользователи рыболовных участков будут вынуждены доказывать свою добросовестность, здесь так же недалеко до всевозможных коллизий. Особенно если в критерии добросовестности включат какие-то дополнительные условия. Например, обязательное наличие рыбоводного или берегового заводов, ведь далеко не все участники рынка (прежде всего, если речь идёт о малом и среднем бизнесе) смогут осилить такие затраты.

На Сахалине мы встречались со многими руководителями отраслевых предприятий. Нет, они не жаловались. Рыбаки — люди, как правило, сильные и упорные. Они привыкли работать, причём в тяжёлых условиях, и привыкли решать самые сложные задачи, добиваться конкретных результатов. Но сейчас все понимают: рыбопромышленный комплекс переживает сложные времена. Сложные и объективно, и субъективно. Сложные потому, что помимо объяснимых трудностей (с судоремонтом, с уменьшением ресурсной базы и так далее) есть трудности, созданные искусственно. Как сказал один из наших собеседников: «Нам не надо помогать, нам мешать не надо». Вот! В этом и заключается главная просьба рыбаков к государству — просто не ставить палки в колёса. А налоговые отчисления, рабочие места, социальные программы, продовольственная безопасность — всё это степень ответственности рыбаков. И со своими задачами они справляются в полной мере.

Александр Матвеев