«Мы категорически против второго этапа инвестиционных квот в рыболовстве»

Командировка на Сахалин в мае 2022 года у нас получилась не совсем обычной. В первую очередь потому, что руководители почти всех рыбопромышленных предприятий (а это один из ключевых секторов региональной экономики) крайне скупо отвечали на вопросы. Причина понятна: островная территория ждёт, что будет со вторым этапом инвестиционных квот в рамках изменений в ФЗ «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов». И ситуация выглядит не слишком оптимистично.

Нужно подвести итог

Прежде всего, мы встретились с президентом Ассоциации рыбопромышленных предприятий Сахалинской области (АРСО) Максимом КОЗЛОВЫМ и задали ему ряд важных для отрасли вопросов.

— Максим Георгиевич, как вы относитесь к возможности введения второго этапа инвестиционных квот?

— Если говорить непосредственно о нашей Ассоциации рыбопромышленных предприятий Сахалинской области, то могу сказать совершенно определённо: мы против второго этапа инвестиционных квот. По крайней мере, до тех пор, пока не будут подведены итоги первого этапа. На мой взгляд, ещё далеко не все обязательства перед государством выполнены. Взять в качестве примера историю с судостроением. Сколько судов должны были построить, согласно первоначальным планам на северных верфях? 76, кажется? Но мы знаем лишь о шести, в том числе об одном крупнотоннажном траулере для Севера. А на Дальнем Востоке таких судов и в глаза не видели. Так что нужно для начала спокойно разобраться с первой волной инвестквот и лишь потом рассуждать о второй.

— Если говорить о первой волне, то каковы потери сахалинских предприятий уже сейчас?

— Уместнее говорить, что потеряла наша территория. Могу привести в качестве примера краба. Сегодня с аукциона реализовано порядка 50% крабовых квот. Покупателями стали не местные компании. Однако ранее основным владельцем этих объёмов был именно Сахалин, где 20 тысяч квот на краба было распределено между нашими предприятиями. Нетрудно подсчитать, что сейчас у них осталось только 10 тысяч квот. В «живых» деньгах бюджет области потерял не менее восьми миллиардов рублей.

Пока — неизвестность

— Получается, неизвестно, что будет дальше с распределением квот на другие объекты ВБР?

— Совершенно верно! Все мы находимся в режиме ожидания, но и не сидим сложа руки, а предельно доказательно доводим свою позицию до всех вовлечённых в этот процесс органов власти.

— Какие основные проблемы проявляются после начала спецоперации? Российские суда по-прежнему заходят на ремонты в порты Республики Корея?

— Да, заходят. В этой связи проблемы если и есть, то они, скажем так, точечные. Нас больше беспокоит, что будет дальше с запасными частями для судов.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Сейчас почти 90% всех комплектующих на судах — от зарубежных производителей. Однако по закону при ежегодном продлении класса судна (согласно регистру) учитываются в том числе запчасти. Возникает резонный вопрос: смогут ли наши судовладельцы приобретать их в дальнейшем? Эта история пока непонятна.

— Всё-таки в чём основная проблема, связанная с инвестиционными квотами?

— Здесь, помимо прочего, возникает ещё и ряд проблем, связанных с нормативными недоработками. Например, законопроект предусматривает реализацию на аукционах таких объектов, как морской ёж, трепанг, гребешок и трубач. Да, с одной стороны, речь идёт о высокомаржинальных объектах. С другой — их относительно немного. В ДФО добывают порядка 25 тонн ежа, трубача, гребешка и трепанга. Причём львиный объём даёт как раз Сахалин — у нас этими ресурсами занимаются порядка 40 предприятий. Особенно актуально данное направление для Курил. И возникает вопрос: какие инвестиционные проекты должны будут реализовать наши компании, чтобы получить возможность работать по-прежнему? Что они, например, должны будут построить, чтобы добывать морского ежа? Ладно, для вылова того же минтая нужно было строить суда, что хотя бы понятно — это рыба, она добывается с использованием специализированного флота. Но ведь ежа извлекают водолазы, им суда не нужны. Так какими должны быть инвестиционные обязательства, чтобы работать с этим ресурсом? Что строить-то в рамках инвестиционных квот? И это — лишь один показательный нюанс.

Социальный фактор

— Насколько известно, предприятия, входящие в АРСО, несут на себе ещё и серьёзную социальную нагрузку. Это так?

— Конечно! Но чтобы не быть голословным, приведу лишь один пример. Наши компании традиционно участвуют в проекте «Доступная рыба», который предусматривает реализацию кеты, горбуши, сельди, наваги, минтая, камбалы, трески, терпуга, кальмара, а также консервов по приемлемым для населения ценам. Так вот, из 33 рыбопромышленных предприятий, вовлечённых в этот процесс, 24 входят в АРСО.

— И сколько продукции они поставляют населению?

— Только в 2021 году сахалинские рыбопромышленники в рамках этой программы поставили более 285 тонн свежей и свыше 251 тонны мороженой рыбы. Плюс ко всему около 30 тысяч килограммов рыбы раздали нуждающимся бесплатно. Так что все свои социальные обязательства наши рыбаки выполняют в полном объёме. И это, на мой взгляд, должно также стать инвестиционным преимуществом.

Между тем

Подавляющее большинство рыбопромышленных компаний Сахалина выступает против второго этапа инвестиционных квот — так же, как в своё время они выступали против фактической отмены исторического принципа в рыболовстве. Это и понятно: региональному бизнесу нужны прозрачность и возможность работать в долгосрочном формате не только на сегодня, но и на многолетнюю перспективу. Логика государства также вроде бы объяснима: получить как можно больше денег через аукционы — что называется, здесь и сейчас. Кроме того, планируется в очередной раз стимулировать глубокую переработку на берегу. Однако такая концепция Минсельхоза России (автор поправок в ФЗ «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов») уже вызвала ряд вопросов. В первую очередь со стороны участников рынка, которым непонятно: а как быть с квотами на добычу ВБР (в частности, гребешков, морских ежей, трепангов и других), заключёнными в 2018 году на 15 лет? Ведь в числе их владельцев градообразующие предприятия дальневосточных регионов, в том числе Сахалинской области. Почему они должны играть по новым правилам? Тем более что именно от этих компаний зависит жизнь в отдалённых посёлках. К примеру, по оценкам экспертов, только на Курилах из-за новаций работы могут лишиться две тысячи человек. Для совсем не густонаселённых островов это настоящая трагедия.

Второе — основную выгоду при реализации проекта «второй этап инвестиционных квот» могут получить крупнейшие компании федерального уровня. Понятно, что ни малый, ни средний, ни даже относительно крупный региональный бизнес не сможет конкурировать с такими «монстрами» на аукционах именно в ценовом формате.

Третье — даже первый этап инвестиционных квот не принёс экономике России того эффекта, который ожидался, — ни в судостроении, ни в береговой переработке. О какой второй волне можно тогда говорить?

Четвёртое — в сегодняшних условиях, когда Россия обложена санкциями, вопросы продовольственной безопасности и сохранения рабочих мест выходят на первое место. Здесь уж не до смены отраслевых ориентиров. Важно сберечь то, что есть. Тем более непонятно, что будет с судоремонтом на зарубежных (в первую очередь южнокорейских) верфях. Или как быть со специалистами, многие из которых в течение десятилетий приезжают на Сахалин с Украины? Да и экспорт продукции в страны АТР уже под вопросом. Что со всем этим делать? Не лучше ли не менять правила отраслевой игры, пока ситуация не стабилизируется?

Наконец, пятое… Законопроект однозначно сырой. Неслучайно свои замечания к изменениям в закон «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов» высказали и ФАС, и Минфин, и Минпромторг, и Минэкономразвития, и другие федеральные органы исполнительной власти.

А президент АРСО Максим Козлов в интервью СМИ выразился предельно лаконично: «Законопроект необходимо направить для обсуждения в субъекты Федерации».

Тут уж, как говорится, ни убавить, ни прибавить.

Беседовал Александр Матвеев

Прямая речь

Озабоченность предприятий малого и среднего бизнеса полностью разделяют и в крупнейшем объединении рыбной отрасли России — Всероссийской ассоциации рыбопромышленников (ВАРПЭ). Комментируя «Ведомостям» сложившуюся ситуацию, президент ВАРПЭ Герман ЗВЕРЕВ отметил, что свыше 80% добытчиков минтая и сельди относятся именно к малому и среднему бизнесу.

В добыче морского гребешка, трубача, морского ежа и трепанга задействовано 84 таких предприятий из 86. Все они лишатся существенной части доходов, а 62 (добывают 25 000 тонн моллюсков и иглокожих) рискуют прекратить деятельность. Из-за изъятия квот, в свою очередь, не смогут добывать крабов 70 предприятий в Дальневосточном и Северном бассейнах: их «исторические» квоты составляют 47 191 тонну. При этом 52 компании и вовсе прекратят существование.

Особенно сложно придётся и тем предприятиям, которые смогли в 2019 году поучаствовать в крабовых аукционах и за огромные деньги приобрести права на доступ к ресурсу (средняя стартовая цена лота, напоминает Зверев, составила тогда 3 миллиарда рублей, плюс к этому — обязанность построить судно-краболов в среднем за 1,5 миллиарда рублей). Как прокомментировал президент ВАРПЭ, окупаемость этих инвестиций построена на том, что помимо приобретённых квот у компаний имеются ещё и ранее закреплённые по «историческому» принципу лимиты. Теперь же финансовая модель инвесторов рискует быть полностью разрушенной.

Малый и средний бизнес по добыче крабов и моллюсков не сможет участвовать в аукционах. Например, в 2019 году крабы продавались большими лотами (средняя начальная стоимость — 3 миллиарда рублей, по данным ВАРПЭ), и основным покупателем был крупный бизнес («Антей», «Русский краб», Северо-Западный рыбопромышленный консорциум и другие компании). Вероятно, такая же логика будет и при новом распределении квот на крабов и моллюсков. Кроме того, строительство краболова в среднем обходится в 1,5 миллиарда рублей.