Как один рыбак семь чиновников кормит

Бюрократия в действии

— Виктор Дмитриевич, многие ваши коллеги говорят о том, что количество надзорных органов в рыбопромышленном секторе просто зашкаливает. Это так?

— И это ещё мягко сказано. Мы как-то подсчитали (и этот подсчёт почти совпадает с официальными данными), что нашу отрасль курирует около двух десятков различных ведомств. Представляете уровень бюрократии? Сейчас даже смысла нет перечислять все эти организации, их слишком много. Но я больше скажу. Мы спроецировали ситуацию конкретно на свою компанию, и выяснилось, что на каждого нашего работника приходится по семь проверяющих чиновников. И ведь каждый из этих «государевых людей» получает неплохую зарплату. Не производя ровным счётом ничего. Вот уж точно — один с сошкой, а семеро с ложкой. О каком развитии отечественного производства можно рассуждать в таких условиях?

— А что они делают, все эти чиновники?

— Я же говорю, проверяют. Бумаги выписывают. И этим всё сказано.

— Сколько, на ваш взгляд, нужно проверяющих структур? Какое их оптимальное количество?

— Вот давайте рассуждать на аналоговом уровне. Во всех цивилизованных странах, имеющих выходы в море, в прибрежных городах можно наблюдать одну и ту же картину. Утром к берегу подходят рыболовецкие суда. К этому времени на берегу уже выстраиваются большие и маленькие рефрижераторы из продуктовых магазинов, ресторанов и так далее. Рыбаки перегружают свою продукцию на автомобили, и она отправляется прямиком к потребителю.

А теперь скажите, вы слышали, чтобы где-нибудь в Германии, или в Италии, или в Англии люди массово отравились свежей рыбой или другими морепродуктами? Лично я не слышал, хотя регулярно бываю за границей. И ведь не стоят на тех берегах работники местных СЭС или иных надзорных органов. Но ЧП не происходит. Значит, можно обойтись без чиновников? Можно, причём выигрывают от этого все — и потребители, получающие на стол свежий продукт, и бизнес, приобретающий возможность для свободного развития, и государство, которому достаются налоги.

Так что, отвечая на ваш вопрос, скажу так: государство вообще не должно вмешиваться в дела бизнеса. За качество своей продукции мы и так отвечаем. Причём в уголовном порядке. Грубо говоря, если моей рыбой кто-то, не дай Бог, отравится — я пойду в тюрьму. Но это исключено. Так что чиновники в этой «цепочке интересов» вообще не нужны. За исключением, может быть, налоговой. Так мы и так открыты для любых проверок. И налоги платим исправно.

О квотах

— Мы как-то говорили с вами о недостатке квот. Ситуация в лучшую сторону не изменилась?

— А с чего бы она изменилась? Квот нам как не хватало, так и не хватает. Вот смотрите, на сегодняшний день мы имеем квоты на вылов 4 тысячи тонн минтая. И увеличить эту планку мы не в состоянии, как ни стараемся. На все наши доводы чиновники отвечают стандартной фразой: ничем помочь не можем, работайте с теми объёмами, которые есть.

Теперь главный момент. Мы не фирма-однодневка, а реально работающая компания, обладающая собственным флотом. Что подразумевает совсем другие расходы. Для того чтобы окупить свою деятельность, нам необходимо вылавливать минимум 30 тысяч тонн рыбы. При наделённых нам квотах, повторюсь, в 4 тысячи тонн. Соответственно, мы вынуждены сдавать свои суда в аренду (вместе с экипажами), и 26 тысяч тонн минтая наши промсуда вылавливают квоты у сторонних организаций.

— Это невыгодно?

— Нет, конечно!

— И что делать?

— Выход один — внедрять в океанический лов забытый олимпийский принцип.

— Это как?

— Суть олимпийского принципа такова: с помощью науки определяется, сколько можно выловить рыбы, например, в Охотском море. Допустим, этот объём составляет 10 тысяч тонн. Далее все предприятия, имеющие разрешительные документы, допускаются к этому лову. Между тем на берег ежедневно поступает сводка: за такой-то период выловили тысячу тонн. Так, хорошо, можно ловить дальше, ведь ещё 9 тысяч тонн осталось. Затем остаётся 8 тысяч тонн. Потом 7 тысяч тонн. Наконец, тысяча тонн. И всё, рыболовецкая зона закрывается до следующего сезона.

— Но есть ли с квотами какой-то позитивный момент?

— Есть, и это сроки распределения квот. То есть сейчас они выдаются на довольно длительный период. Это позволяет их держателям более или менее уверенно смотреть в будущее. Однако есть, как видим, и другая сторона медали — когда реально работающим отраслевым компаниям крайне сложно увеличить свои производственные объёмы. И это не радует.

Стало не престижно

— Ещё одну проблему, которую обозначают рыбаки, можно выразить в двух словах: кадровый голод. Вы с этим сталкиваетесь?

— Это наша постоянная головная боль. Не случайно большинство моряков, работающих на наших судах, — иностранцы. Корейцы, например, или индонезийцы. Вот командный состав у нас состоит только из граждан России. А моряки нередко — зарубежные граждане. И вы думаете, это всё от хорошей жизни? Да ничуть не бывало. Сейчас привлечение иностранной рабочей силы — дорогое удовольствие. С одной стороны, за это нужно платить серьёзные деньги. С другой — Федеральная миграционная служба постоянно урезает соответствующие параметры, те же квоты, но уже на иностранную рабочую силу. Так что мы бы с удовольствием укомплектовали свои экипажи исключительно россиянами. Нам это и экономически, и морально выгодно. Вот только где их взять, этих россиян?

— Людей не хватает?

— Не хватает ответственных и вообще работящих людей. Да и профессия моряка, к сожалению, перестала у нас быть престижной.

— Как так?

— А так! Перестала — и всё. Раньше слово моряк звучало гордо. Да, все знали, что это тяжёлый труд. Но люди сознательно шли на суда. Во-первых, за большой зарплатой. Во-вторых, в море их тянула ещё и романтика. Теперь ситуация изменилась. Зарплаты у нас по-прежнему немаленькие. А вот романтиков остаётся всё меньше и меньше. Молодёжи хочется лёгких денег. Но в море ничего легко не даётся. Это тяжёлый, изматывающий труд, где каждый человек на счету. У нас ведь паевая система оплаты. Капитан видит, как работал каждый моряк, и в соответствии с этим идёт распределение зарплаты. Так что бездельникам у нас не место.

— Сколько человек работает на ваших судах?

— На одном — 52 человека, и 57 моряков — на другом.

— А какова штатная численность головного офиса?

— Она у нас неизменна — 28 специалистов. Это наш кадровый костяк. И большинство наших людей работает по многу лет. Условия у нас хорошие, соответственно и сотрудники отличные. Мы гордимся каждым из них.

Сложная задача

— Вы как-то сказали в интервью нашему изданию, что не видите перспектив в приобретении новых судов. Ваша позиция не изменилась?

— Почему она должна измениться, если новых квот у нас просто нет? Мы уже купили одно судно, дополнительно к тем двум, которые у нас были. Потом его пришлось продать. Зачем оно нужно, если нет объёмов? Нам бы загрузить имеющиеся мощности, и то хорошо.

— Как вы считаете, есть ли перспективы развития отечественного судостроения?

— Это сложный вопрос. Судостроительная отрасль — одна из самых высокотехнологичных в мире. Это ведь и наука, и наличие квалифицированных специалистов, и инфраструктурные вопросы… Да, в своё время мы занимали на этом рынке серьёзные позиции. Но с тех пор ситуация изменилась. И теперь мы сильно отстали не только от Японии и Республики Корея, но и от Китая.

Это же, кстати, касается и судоремонтной сферы. Так что восстановить утраченный потенциал будет сложно. Но при наличии серьёзной государственной воли нет ничего невозможного. Тем более история показывает — чем сложнее задача, тем в России её интереснее решать. Это наша, российская ментальность. Одно можно сказать точно, тут нужны серьёзные решения. Наш флот изношен до предела. И уже в недалёком будущем ловить рыбу станет невозможно.

— Это не преувеличение?

— Это констатация факта. Спросите у любого руководителя любой рыболовецкой компании, и он полностью подтвердит мои слова. А самое главное заключается в том, что покупка новых судов выгодна не только самим предприятиям, но и России в целом. Но чтобы мы могли их приобретать, нам нужны объёмы. Иначе это теряет всякий смысл.

— Какие суда сегодня используете вы?

— У нас, как я уже и говорил, два судна иностранного производства, которые в российской классификации обозначаются как СРТМ.

— И оба изношены?

— Технический ресурс у них ещё неплохой. Но они далеко не новые. И рано или поздно их придётся менять.

Всё очевидно

— Вы продолжаете, помимо минтая, вылавливать камбалу и треску?

— Да, хотя объёмы очень скромные. Всё-таки наша основная продукция — это именно минтай.

— А где ловите?

— В районе Северных и Южных Курил, а также в Беринговом и Охотском морях.

— Если говорить об Охотском море, то в какой подзоне вы ведёте свою отраслевую деятельность?

— Во всех четырёх подзонах. У нас действительно широкая производственная география.

— Насколько известно, у вас не менее серьёзны и финансовые объёмы. Это так?

— Несмотря на все сложности — да, это так. Я уже как-то приводил пример, что даже при наших скромных объёмах мы заплатили в бюджеты разных уровней (по итогам 2015 года) более 100 миллионов рублей. Это и федеральные, и региональные платежи. Соответственно, если бы наши производственные объёмы увеличились — автоматически выросли бы и налоговые отчисления. Всё здесь просто и очевидно. Так что государству должно быть выгодно, чтобы квоты у нас были больше.

— Как вы думаете, этот вопрос может быть решён в ближайшей перспективе?

— Скажу честно, не знаю. Хотелось бы на это надеяться. Но загадывать заранее — дело неблагодарное. Так что поживём — увидим. И будем работать на благо нашего региона и нашего государства. Ведь рыболовецкая отрасль всегда была напрямую связана с продовольственной безопасностью страны. И мы осознаём степень своей ответственности.

Беседовал Александр МАТВЕЕВ