«Кто пишет законы, которые не дают старателям спокойно добывать золото?»

Главное — предвидеть

— Юрий Игнатьевич, сегодня артели Магаданской области начинают согласовывать проекты опытно-промышленной разработки (ОПР) на сезон 2018 года. И кое-кому их уже завернули. В частности, за прирезки — одна артель включила в проект 20 метров земли без утверждённых запасов. А как у вас обстоят дела в этом плане?

— А у нас этой проблемы нет.

— То есть как это — нет?

— Дело в том, что мы сработали на опережение — заранее сделали и согласовали проекты на три-четыре года вперёд. Так что ещё года два можем работать спокойно. Новые проекты, конечно, пойдут по новым правилам — разведочные траншеи, подсчёт и утверждение запасов и всё остальное. Но пока можно дышать.

Вообще, вся эта чехарда с запретом РЭПов — вне логического объяснения. Вот и руководитель концерна «Арбат» Александр Александрович БАСАНСКИЙ, выступая на Международном восточном экономическом форуме во Владивостоке, высказался по этой проблеме. Вроде бы ему удалось достучаться до Минприроды РФ, вроде бы будут какие-то подвижки… Но понятно, что быстро никаких изменений не произойдет, всё опять увязнет в чиновничьих кабинетах, в бесконечных согласованиях.

А ведь, казалось бы, какие вопросы? Самое правильное решение — получили лицензию, добыли, сдали, и всё. Ведь работы ведутся не на государственные деньги, а на средства артелей. Если бы финансирование шло из госбюджета, тогда другое дело, ты должен отчитаться за каждую копейку. Но если старатели работают на условиях коммерческого риска, зачем эти глупые формальности? Горняки-то понимают всю абсурдность ситуации.

Из кабинета — на полигон

— Кто же не понимает?

— Московские чиновники не понимают и не хотят понимать. Беда в том, что законодательные акты в сфере недропользования разрабатывают люди, очень далекие от реальной жизни. Они никогда не видели, как добывается золото, не были на полигоне, чего же от них ждать? Это чиновничье сословие живёт по своим законам — если отец всю жизнь работал в министерстве, то и дети его, и внуки, и правнуки будут сидеть там же. А мы все пишем, обращаемся, пытаемся добиться, чтобы нас услышали, наконец…

— Но ведь недавно было введено временное положение об упрощённой схеме постановки на баланс запасов техногенных месторождений.

— Но вы же сами сказали, что уже возникли проблемы. Дальше их станет ещё больше, потому что, повторюсь, эти правила абсурдны. Ну, не существует при современном уровне геологоразведки способа достоверно подсчитать запасы на техногенных россыпях. Единственно правильным было отрабатывать «техногенку» и по факту учитывать и списывать запасы. Но кто-то решил иначе, наверное, подумал — слишком это просто у них получается. А вот попробовали бы обитатели просторных кабинетов сами поработать хотя бы месяц-другой на добыче, может, что-то и поняли бы.

По принципу конвейера

— Юрий Игнатьевич, вы один из немногих, кто давно и успешно работает на техногенных россыпях. Как вы добиваетесь рентабельности производства золота при невысоких, в общем-то, содержаниях?

— Действительно, у нас добыча на «техногенке» рентабельна. Хотя мы моем и на содержании 0,1 грамма на куб горной массы. И это говорит само за себя. Достигается такой результат за счёт внутренних ресурсов предприятия. А к ним относятся и оптимизация производства, и внедрение новой техники, и использование современных технологий обогащений тонкого золота. Вот эти три направления у нас активно развиваются, и могу сказать, что мы идём впереди многих.

Хотя и не всё сразу выходит гладко. В горном деле нет научного обоснования производственных процессов, сначала практика даст какой-то результат, а потом уже наука подведёт под него обоснование. Так повелось ещё со времён Петра Первого.

С годами я пришёл к точному выводу, что рост производительности труда в горном деле возможен только при переходе на принцип заводского конвейера, где каждая операция выверена во времени, отточено каждое движение. Ну, и, конечно, ввод высокопроизводительного оборудования.

Добычу удвоим

— Известно, что ваши умельцы успешно модернизируют заводское оборудование и даже внедряют свои собственные разработки. Это так?

— Именно так. У нас 15 промприборов, один-два, как правило, находятся на техобслуживании, остальные работают. Содержание золота в наших песках, как я уже сказал, низкое, значит, у нас один путь — повышение производительности наших приборов. И тут наши специалисты оказались на высоте.

Самый высокопроизводительный прибор — ГГМ-5 разработан в нашей артели. Суть в том, что наши специалисты изменили технологическую схему. Теперь за счёт более широкого грохота суточная производительность прибора доходит до 2,5 тысячи кубометров горной массы. Сейчас этот промприбор под маркой ППМ-5 выпускает Магаданский механический завод, его активно используют старатели, а вообще-то авторство принадлежит нам.

— Так что же вы не запатентовали вашу разработку?

— Вот не запатентовали, и всё. И я лично не жалею, — главное, чтобы горняки могли применять прибор с пользой для дела. Наш ГГМ-5 высокопроизводительный, низкозатратный. Конечно, обогатительные схемы под эти приборы нужно подстраивать на каждом месторождении, ведь каждый полигон со своими особенностями, одинаковых не бывает.

Мы и технологию обогащения тонкого золота совершенствуем — и приставки шлюзовые (подшлюзки) используем, и «Мезоны» иркутские внедрили на последнем этапе. Кстати, «Мезоны» сегодня широко используются в золотодобыче, а первыми на Колыме, а может и во всей России, делать это начали мы.

Что примечательно, занимаются усовершенствованием приборов и других механизмов не только горные мастера, но и слесари, электрики — каждая служба вносит свой вклад. Так что костяк коллектива у нас очень творческий.

Для нас нерешаемых задач не существует. Появилась идея — мы её отшлифовываем, доводим до ума и внедряем. Вот только так и возможно в сегодняшних условиях работать рентабельно и на «техногенке», и на тонком золоте, да ещё и бороться с теми, кто умеет только вставлять палки в колёса.

Конечно, все новинки влекут за собой дополнительные заботы — монтаж, обслуживание, но всё это окупается дополнительным золотом. К примеру, в сезон 2017 года мы намыли 280 килограммов золота. Это при наших содержаниях! Скажу больше: за два последующих года мы планируем выйти на уровень полутонны драгметалла за сезон, то есть удвоить объём добычи.

Учёт и контроль

— За счёт чего вы думаете добиться такого результата?

— Я уже говорил о наших принципах. Добавлю, что мы проводим технологическое и техническое перевооружение, расширяем производство, вкладываем в это немалые деньги. Профессионалам понятно: для того чтобы получить максимальную отдачу, надо прежде создать для этого условия. И технические, и организационные.

Большое значение имеет оптимизация производственного процесса. К примеру, у нас на всех рабочих местах, на полигонах установлены видеокамеры. Это упрощает организацию работы — видишь, где что и как делается, имеешь возможность сразу скорректировать. Да и люди чувствуют постоянный контроль, работают не расслабляясь.

На всех машинах стоят системы GPS-наблюдения, компьютерная программа считает — сколько отгружено на прибор, производительность всей техники. Это позволяет минимизировать влияние «человеческого фактора» на производственный процесс. Кстати, после того как мы всё это установили, производительность труда выросла на 20–25 процентов.

— А в коллективе с пониманием относятся к такому контролю?

— Да. Наши работники знают, за что «пашут». Зарплаты у нас одни из самых высоких на Колыме, если у кого-то случается вне­штатная ситуация, беда, мы всегда поможем и материально, и дружеской поддержкой. Люди это понимают и ценят, так что контроль, который направлен по повышение их же благосостояния, никого не раздражает.

В режиме равновесия

— Юрий Игнатьевич, вы работаете только на техногенных россыпях?

— Нет, в 2015 году мы взяли лицензию на целиковую россыпь — месторождение Бургагы в нашем же Тенькинском районе. Оно считалось некондиционным, никто его не брал, а мы вот взяли. Дело в том, что если ещё лет 10–20 назад недропользователи такими месторождениями не интересовались, поскольку всегда можно было найти более богатую и перспективную россыпь, то сегодня ситуация изменилась. Вы посмотрите, на каких участках работают артели! Это же то, что уже мыто-перемыто, но появляются новые технологии, которые позволяют взять то золото, которое прежде было недоступно.

Работаем мы на Бургагы второй год, ведём разведку, приращиваем запасы, ставим на баланс, потом приступаем к добыче — всё по схеме, которая предусмотрена законодательством. И наши надежды на этот участок пока оправдываются. Сейчас там определилось содержание 0,3–0,4 грамма золота на куб горной массы, но на месторождении полным ходом идёт доразведка, до окончательных выводов ещё очень далеко. Думаю, что этот участок себя ещё покажет.

А вот два других наших участка — «Дусканья» и «Анич» — чистая «техногенка». На месторождении Дусканья до нас было добыто 13 тонн золота, мы там работаем с 2005 года, намыли около двух тонн и сможем мыть золото ещё года до 2025-го — это большая по площади россыпь. По всем трём месторождениям у нас балансовых запасов порядка двух тонн, нам их хватит лет на двадцать, да ещё прогнозных ресурсов порядка восьми тонн.

Плохо то, что на каждом месторождении, по существующим ныне законам, мы можем прирастить в год не более 500 килограммов золота. Если превысим эту норму, начнётся большая бюрократическая карусель. Чтобы поставить на баланс эти запасы, придётся опять действовать через Москву, получать экспертное заключение, доказывать рентабельность отработки участка, согласовывать массу документов, при этом платить немалые суммы. Хотя, казалось бы, кому какое дело до моей рентабельности? Я трачу свои деньги. Но приходится подстраиваться под наше далеко не совершенное законодательство. Так что мы работаем в режиме «равновесия» — сколько прирастили запасов, столько и списали с баланса.

— Видимо, ваши геологи работают не покладая рук?

— Да, уж забот у них хватает. Закладывают разведполигоны, разведтраншеи, работает буровой отряд. Словом, необходимый прирост запасов обеспечивают.

— Скажите, вы не планируете брать новые лицензии, допустим, в других районах Магаданской области?

— Нет. Если что и приобретаем, то только по соседству с нашими участками. А они у нас расположены весьма компактно — на расстоянии 20 километров друг от друга, хотя и далеко от Магадана — 350 километров, в северной части Тенькинского городского округа. Такая «концентрация» месторождений даёт сразу несколько плюсов в нашей работе — всегда можно при необходимости перебросить технику с одного участка на другой, облегчается сезонный завоз туда всего необходимого, да и вообще легче координировать и контролировать ситуацию.

У нас прежде были участки, между которыми было по 100–150 километров. Но мы их уже отработали и пришли к выводу о преимуществах нынешнего формата.

Бывших колымчан не бывает

— Старатели работают сезонами, во всех артелях много приезжих. А как обстоят дела у вас?

— Да так же. В Магаданской области практически не осталось горняков, можно сказать, что в 90-х их вынудили покинуть Колыму. Ну, а те, что остались, никому особо и не нужны — поработают в одной артели, выгонят их оттуда, идут в другую.

У нас коллектив довольно стабильный — люди приезжают к нам из года в год. И знаете, что интересно? По преимуществу это бывшие колымчане. Едут из центральных областей России, с Украины, из дальневосточных регионов. Тянет людей в места, где, если и не родились, то провели молодые годы, и где их специальность востребована. Ну, в самом деле, если ты горняк, то какую работу по профессии найдёшь в Центральной России? А здесь их знают и помнят, всегда встречают с радостью.

— Конечно, катастрофический отток населения с северов сделал своё дело, потому и на Колыме такой дефицит профессионалов.

— Да. А наши люди никогда бы не уехали, золотодобыча стала их жизнью. Но как теперь здесь оставаться? Посёлки разрушены, инфраструктура тоже. Собственно говоря, «жив» только Магадан. Но самое обидное — всё можно было бы исправить.

Вот смотрите: в России по освоению Севера и Северо-Востока было две программы. Первая — столыпинская, которая позволила заселить Дальний Восток. Ведь тогда переселенцам давались огромные льготы, выделялись немалые деньги, у людей был стимул ехать за лучшей жизнью.

Вторая — советская, которая предусматривала и, главное, реально обеспечивала северные льготы. А сегодня все гарантии по северным льготам и надбавкам государство переложило на бизнес, при этом утверждая, что во всей стране созданы равные условия для этого самого бизнеса.

Что тут можно сказать, если в центральных регионах у работодателя нет никаких расходов на дополнительные отпуска, на пролёт к месту отдыха, там другие транспортные и прочие расходы? Какие же это равные условия?

Так что все эти разговоры об опережающем развитии Дальнего Востока — только способ выкачивания бюджетных денег и растаскивания их по карманам. Реально ничего не делается. Как можно надеяться, что сюда поедут люди, если при несоизмеримых северных ценах на всё, зарплаты у нас не то что не больше, а зачастую и меньше, чем в центре страны? А медицинское обслуживание? С так называемой «оптимизацией» позакрывали все больницы и медпункты в посёлках, теперь медицинскую помощь можно получить только в Магадане. А сюда ещё добраться надо, по возможности живым.

— Но к вам же едут…

— К нам едут потому, что мы стараемся компенсировать людям северные трудности. У нас хорошие заработки, хорошие условия в вахтовых посёлках, отличное питание. Но не все могут своим сотрудникам обеспечить такой уровень жизни. А прибавьте к этому ещё немыслимые чиновничьи ухищрения по осложнению золотодобытчикам их работы! Ведь неизвестно ещё, чем обернётся следующий промывочный сезон по новым «временным» правилам, которые в любом случае требуют подсчёта запасов и постановки их на госбаланс. Так что история с РЭПами далеко не закончена. Но мы как делали своё дело, так и делаем — моем золото, даём стране стратегический металл. Несмотря на все усилия чиновников этому помешать.

Беседовала Ольга ГЛАЗУНОВА